Был полдень. Шинель уже высохла. Короткая синяя тень металась под ногами у Коржа.
В трех километрах от станицы, возле мельницы, он встретил попутчика. Паренек-кореец в полосатой футболке, сидя на жернове, строгал палочку. Возле него, скуля и почесываясь, лежала мохнатая собака.
– Здравствуйте, товарищ командир! – отчетливо сказал кореец.
– Я не командир.
– Извините… Я ошибся.
Они помолчали. Корж залюбовался руками корейца. Мускулистые, голые по локоть, они отливали на солнце золотом. Паренек снимал с палочки зеленые кольца.
– Идти далеко… Идти скучно. Будем играть, – пояснил кореец.
Пес заскулил. Умоляющими, розовыми от жары глазами он уставился на хозяина.
– Что это он у вас? – спросил Корж.
– Так… Блиошка.
Он встал и, приложив дудку к губам, издал гортанный и печальный звук. Глаза музыканта зажмурились, на тонкой шее зашевелился кадык. Он заиграл, нагнув стриженую голову, – смешной корейский парняга. Как все корейцы, он немного смахивал на японца. Корж вспомнил госпитальный сад и желтое лицо красноармейца в коляске. После сумасшедшей ночи он был готов подозревать в каждом прохожем шпиона.
– Ладно будет? – спросил музыкант, кончив играть.
– Ладно…
У корейца были с собой початок вареной кукурузы и немного бобового творога.
– Хоцице покушать? – спросил он ласково.
Корж отказался. Он даже отвернулся, чтобы не видеть, как тают желтоватые мучнистые зерна, но и смотреть по сторонам было не легче. Дятел доставал из коры червей. Промчалась белка-летяга, жирная, пестрая. Корж посмотрел под ноги: толстенькая гусеница грызла лист. Даже ручей бормотал противным, сытым голосом. Все вокруг ело, жрало, сверлило, пило, сосало.
Тошно стало Коржу.
– Кто вы такой? – спросил он грубовато.
Кореец прищурился.
– Странно… Кажется, это не запрещенная зона… Ну, предположим, механик…
– Все мы механики, – сказал Корж сумрачно. – Ваша фамилия?
– Ким, Афанасий.
– Я партийность не спрашиваю.
– Ким – это фамилия. По-нашему – золото.
Корж задумался.
– Послушайте, – заметил кореец рассудительно, – вам будут из-за меня неприятности. Я член поселкового Совета. У нас пахота. Вы не имеете права меня останавливать.
Он говорил убедительно. Корж и сам понимал – придирка была никчемной. Следовало тотчас отпустить этого ясноглазого, стриженного ежиком парнишку. Он чувствовал усталость и стыд, но какое-то нелепое подозрение не позволяло ему отступить.
– А что в мешке? – спросил Корж, чтобы спасти положение.
Механик молча вынул тракторный поршень, укутанный в паклю. Поршень был старый, марки Джон-Дира, очень редкой в этих местах.