Они вышли из машины и направились к дому мистера Ходди.
— У моего папы к тебе много вопросов, — шепотом произнесла Клэрис.
— И о чем он собирается меня спрашивать, Клэрис?
— Да о чем обычно в таких случаях спрашивают — о работе и все такое. И сможешь ли ты меня обеспечить должным образом.
— Это к Джеки, — сказал Клод. — Вот выиграет Джеки, так вообще не нужно будет думать о работе.
— Никогда не говори про Джеки моему папе, Клод Каббидж, иначе всему конец. Вот уж кого он терпеть не может, так это борзых. Не забывай об этом.
— О господи, — произнес Клод.
— Рассказывай ему все, что хочешь. Но только не раздражай его.
И с этими словами они с Клодом вошли в дом.
Мистер Ходди был вдовец. У него было постное, унылое лицо, будто он вечно чем-то недоволен, плотный ряд мелких зубов, как у его дочери Клэрис, и смотрел он, как и она, подозрительно, искоса, а вот свежести и жизненной силы, теплоты он, напротив, был совершенно лишен — не человек, а кислое яблоко. Кожа землистого Цвета, весь какой-то сморщенный, с несколькими пучками черных волос на макушке. Между тем мистер Ходди, помощник хозяина бакалейной лавки, был человеком очень важным. На работе он надевал безукоризненной белизны халат и распоряжался большим количеством таких ценных товаров, как масло и сахар. С его мнением считались все домашние хозяйки в деревне, не упускавшие случая улыбнуться ему.
Клод Каббидж всегда чувствовал себя неуютно в этом доме, а мистер Ходди постарался все сделать для того, чтобы так и было. Они расположились в гостиной с чашками чая в руках, при этом мистер Ходди занял лучшее место справа от камина, Клод и Клэрис сидели на диване, в благопристойном отдалении друг от друга. Его младшая дочь Ада расположилась слева на жестком стуле с высокой спинкой. Все вместе составили небольшой полукруг возле огня и чинно потягивали чай, хотя некоторое напряжение ощущалось.
— Да, мистер Ходди, — говорил Клод, — вы можете вполне быть уверены в том, что у нас с Гордоном сейчас есть кое-какие соображения. Надо лишь выждать какое-то время, а потом уж выбрать то, что принесет наибольшую выгоду.
— Какие еще соображения? — спросил мистер Ходди, недоверчиво глядя на Клода своими маленькими глазками.
— То-то и оно, мистер Ходи, то-то и оно.
Клод ерзал на диване. Синий пиджак стягивал ему грудь, но особенно досаждали тесные брюки, от которых было больно в промежности. Ему страшно хотелось приспустить их.
— Этот твой Гордон… Мне казалось, у него и так неплохо дела идут, — сказал мистер Ходди. — Зачем же ему искать чего-то другого?