— Везет тебе, мосол! — сдавленно прохрипел мятым горлом Стрелок.
— Удалому везет! — усмехнулся Марченко.
* * *
…В начале марта, ясным, чисто весенним по солнечной щедрости и небесной незамутненности утром явился в аймак записанный во все поминальники лихой оперуполномоченный Семен Марченко и привел ровнешенько чертову дюжину варнаков и дезертиров: последнего взял «у себя под носом», как сам после говорил, выковырнув его из хитрого тайника за глинобитной печью на одинокой заимке, вовсе близко от райцентра.
Вернее, привел-то он в связках двенадцать человек, а тринадцатого привезли на нартах. Самого же Семена Марченку, когда шел по улице во главе жутковатой и невиданной процессии к райотделу, едва ли кто узнавал — до того стал страшон! На костистом, обожженном морозами и высушенном ветрами лице, иссосанном бессонницами, нечеловеческим напряжением бессчетных дней и ночей, только и выделялись, что нос ястребиный да корявины. Слабее самого слабого из своих подконвойных выглядел Марченко, а все равно в провалившихся колодцами глазницах горели победной, исступленной синевой непоблекшие глаза его!..
Очистил тайгу родную Семен Марченко, как и обещался, гордец! Это походило на легенду, но из всех легенд про Марченку эта была самой правдивой. Мало кто дивился, что отчаянный гордец Марченко, даже выйдя в жилые места, не взял никого на помощь себе, так и гнал один, как брал до того, всю свою волчью стаю. Но все дивились — даже самые добрые сердцем люди — на кой черт тащил он через всю тайгу того, сгоравшего в антоновом огне бандита, который все равно на третий день помер в больнице? Но чтобы понять это, надо было хорошо знать самого Семена Марченко, а не только легенды о нем…
Мой же непосредственный друг и прямой начальник Максим Ёлкин ничему не дивился, даже тому, как Управление отпустило такого милиционера на фронт, Максим-то очень хорошо знал характер Семена Марченки.
…Когда начальник Управления обнял его весьма сердечно и сказал, что представляет к награждению, Марченко четко и сухо ответил:
— Благодарю за честь, товарищ начальник, но разрешите заслужить награды на фронте. — И, чуть помедлив, добавил: — Как и обещали мне лично вы, товарищ начальник. А уж там я милицейской чести и выучки не посрамлю и в счет вашего представления постараюсь особо — сверх возможного!
Начальник Управления опешил и чуть не закричал, но — как же было так сразу и кричать на такого героя? Он глядел в упор на строптивого подчиненного, взгляд начальника Управления славился «сталистостью», но милиционер и на миг не отвел злой синевы своих глаз от гневного начальнического взгляда. Стоял, плотный, подбористый, несокрушимый, и на рябом лице его в ястребиным носом написано было упрямство невиданной силы.