Павел рассмеялся, давясь смехом, спросил:
– А кто же тогда это делает? Точно, не я – я бы такое запомнил! Ты моя секс-машина.
– Я не знаю, как это принимать.
Ирина поднялась на подушках.
– Что с тобой сегодня? Пятница? Просто тебя не узнаю. Из-за той старухи, что ли? Да пусть они там все передохнут… – Павел откинулся на подушку. – Все равно я тебя люблю. Потому что ты все чувствуешь. Я ничего от тебя не скрываю. Знаю, ты поймешь. Что мне делать, если я такой? Скажешь: эгоист. У вас одна песня. Всю жизнь такой. Только, думаешь, мне легко? Натура такая проклятая. А ты все поняла, отказалась от себя, смогла. Думаешь, я не ценю? – Он широко зевнул. – Что-то в сон потянуло. Может, поспать еще?
Зазвонил телефон. Павел приподнялся, обреченно вздохнул, перекатился через ее голое тело.
– Алло! – сел в кресло вялый, расслабленный. – Да. Привет. Возьмите бумаги на столе. Да нет, все нормально. Устал что-то. Хорошо. До завтра…
– Алла?! – задохнулась Ирина. Почувствовала на голом бедре горячий лоскут солнца. Защищаясь, натянула на себя простыню.
– А-а? – приподняв брови, с холодным недоумением посмотрел на нее Павел. – Не понял.
Она, обмирая, повторила шепотом:
– Алла?.. – темный омут. Она погружается туда, где нет дна.
– Заладила: «Алла, Алла». Сама же все отлично знаешь. Какая у тебя манера появилась, спрашиваешь, а сама знаешь.
«Что я знаю? Что я должна знать? Ничего я не знаю…» Ирина со страхом посмотрела на него.
Павел перекосил рот долгим, глубоким зевком. Улегся рядом, подсунул руку ей под голову.
– Пропала Алла. Алла пропал-ла. Из милиции приходили – я их на Шурочку Грибную скинул. Надо от этого держаться подальше.
«Как это пропала? Что он говорит? Она же вчера звонила. Ну да, вчера». Ирина взяла трубку, привычно по-деловому представилась:
– Ирина.
– Кто?
Голос Аллы. У Ирины перехватило дыхание. На том конце невыносимо долгая пауза.
Потом:
– А, это вы.
Алла с садистской радостью мучила ее:
– Две путевки на Мальдивы. В бархатный сезон.
Тогда лицо Ирины опять покрылось этими омерзительными багровыми пятнами, она ответила:
– Там всегда бархатный сезон.
Алла леденяще холодно, не презрительно – равнодушно:
– Что? А, ну да. Постарайтесь, чтобы у нас потом не было нареканий!
Теперь кровь, наоборот, оттекла от головы.
– Постараюсь.
– Я жду. – Повесила трубку.
«Паша что-то шепчет, а я не слышу».
– Ты… Такая родная. Вся моя, собственная.
«Алла… Волосы черные, словно выкроены из одного куска. Зубы блестят, мелкие, острые, осколки мрамора. Манит, манит, уводит у меня Павла.
Как увижу ее, сразу цистит. Без конца в уборную бегаю. Я ее убиваю все время, всегда, бесконечно. Что бы ни делала, как бы ни старалась отвлечься – я ее убиваю. Ночью в темноте лежу, во мне только одно: чем, как?