Ирина натянула на себя уголок простыни. Вся мокрая.
«Жара, жара…
Что с ним такое? Всегда был нежный. А сегодня просто изнасиловал. Как будто это не он, а кто-то чужой».
Павел повернулся к ней спиной, и по его дыханию, ставшему тихим и ровным, она поняла: он уснул. «Какие у него острые лопатки, совсем как у мальчика. Можно прижаться к нему. Нет, жарко… Буду просто так смотреть на него. Такой любимый, такой родной».
Мягкая усталость потянула ее в сон. Волна за волной. Они накатываются на нее, еще и еще, одна за другой. И на каждой волне покачивается улыбка, страшная, беспощадная улыбка ее матери…
Ирина открыла глаза. «Приснится же такое! Мать в больнице перед самой смертью улыбалась одной половиной рта… Но тоже улыбка.
А тогда летом в Коктебеле они жили в старинном особняке. Мать всегда мучительно долго собиралась на вечернюю прогулку. Кто ее мог там оценить, в темных аллеях? Ночью! Прихорашивалась, привычно любовалась собой перед зеркалом в неге своей ослепительной красоты, предвкушая эффект разрешенного ожидания. Это тянулось бесконечно долго, нарочито бесшумно, без извинений и пояснений – сплошная пытка для Ирины. В это время они с отцом сидели на белой мраморной скамейке. А время тянулось так невыносимо медленно и больно, раздавливая сердце маленькой девочки, страшное как сама вечность, страшно, как это бывает в детстве.
Собственно, тем мать пытала, наверное, не Ирину, а отца, но больно было именно ей. Она с раннего утра узнавала от горничных название фильма для этой ночи: «Унесенные ветром», и в своих фантазиях по одному названию уже представляла себе скрытую от нее тайну этого фильма. И теперь поздним вечером, словно сидя на иголках, беспрестанно оборачивалась на старинный, обветшалый в морском воздухе белый особняк и со страданием в глазах смотрела на окна их комнат, там, где должна была быть ее мать. Сеанс уже начался, над деревьями плыло облако чарующей музыки.
Зато отец ее, напротив, сидел мечтательно и тихо, как блаженный. Он безумно, до смерти любил мать и даже после того, как уже много лет делил с ней постель, каждый вечер, как в первый раз, ждал ее снисходительного согласия.
И вот ее выход. Открывались двери старинного особняка. В проеме, освещенная теплым желтым светом из вестибюля, появлялась мать. И с ее появлением даже сам старинный особняк менялся на глазах, он уже не казался таким ветхим, а превращался в волшебный замок. Морской бриз освежал воздух вокруг. Она пестрым крылом шелковой шали укрывала плечи. Отец брал ее под руку, а Ирина плелась за ними следом.