удается прокладывать курс в прискорбном состоянии дел среди нашего расколотого преподавательского состава?
Человек посмотрел вдоль длинного стола на нас с Бесси. С опаской перевел взгляд налево от себя – на местных, занимавших свою сторону стола, затем – направо, туда, где сидели неофиты.
– Вам бы хотелось, чтобы я поделился своим опытом жизни в Коровьем Мыке?
– Если можно.
– Вы имеете в виду – как единственного штатного негроида колледжа?
– Да. Потому что, как мне говорили, вашу точку зрения стоит выслушать. И у вас совершенно точно имеется уникальная система координат – вы, как и сейчас, располагаетесь между двумя группами слева и справа от себя. Так, может, вы сумеете помочь нам начать эту трудную дискуссию? Прошу вас?
– Тут все непросто. Но ладно. Это попробовать я могу. То есть я, разумеется, ценю предоставленную мне возможность самовыразиться – по прошествии такого длительного времени. Не каждый день мне позволяют выйти на такую трибуну. Поэтому, наверное, мне следует сказать несколько слов на эту тему…
Человек умолк, собираясь с мыслями. После чего принялся отвечать на мой вопрос о своем опыте жизни в Коровьем Мыке и о том, как нам можно улучшить культурный климат в нашем общинном колледже на грани краха.
* * *
– Видите ли, – произнес он, – в Коровий Мык я приехал не вполне по собственной воле: на самом деле обстоятельства сговорились привести меня сюда. Я имею в виду, что каковы шансы такого человека, как я, с таким образованием, как у меня, попасть так далеко от родного дома в такую глушь, как Разъезд Коровий Мык? Из всех мест на всем белом свете, где я бы мог оказаться? Из всех туристических направлений в мире? Коровий Мык! Шутите вы, что ли?! Нет, сам себе я бы его определенно не выбрал. По всей правде, мое путешествие сюда было произвольно и опасно – от моей родины в штате Вашингтон через все реки и долины нашей огромной страны к пересохшей бесплодности Разъезда Коровий Мык. Поездка была тряской, поверьте мне, сперва – в глубине крытого фургона, затем в скученности товарного вагона и, наконец, в смердящем автобусе, что доставил меня через пустые поля мимо разлагающихся туш бизонов, мимо заброшенных городков-призраков вдоль горнодобывающих разломов старых прерий. По пути я видел, как пятилетняя девочка миновала одну среднюю школу за другой, видел окторона[41] в наручниках, женщину с зонтиком, что под дождем брела домой с работы. Нет, ничего в моем странствии от места моего происхожденья до святых земель Коровьего Мыка – от устной истории и рассказов рабов до моей магистерской диссертации по афроамериканским исследованиям – не далось легко. Но я стал одним из немногих, кто выжил, чтобы обо всем рассказать, – из пятидесяти процентов от пятидесяти процентов, как могли бы назвать меня вы; вернее все ж – один процент от одного процента! – и в конце столь долгого и опасного путешествия по нашей коварной системе общественного образования – и после получения докторской степени в аккредитованном исследовательском институте – я прибыл на временную автобусную остановку на краю городка.