Присутствовавшие преподаватели и сотрудники – выделившие время на то, чтобы сюда прийти, – зааплодировали сказанному.
– Вообще-то жаль, что мой собственный кампус не так привлекателен, – добавила она. – Это помогло бы увеличить коэффициент сохранения клиентов…
При упоминании коэффициента сохранения по всему кафетерию затрепетала жилка нервного смеха.
– Но если совсем искренне, я здесь сегодня утром для того, чтобы сказать вам спасибо за то, что принимаете нас, и объяснить, чего можно ожидать на этой неделе, пока мы в гостях у вас в кампусе. Но прежде, чем мы к этому перейдем, мне кажется, будет предусмотрительно всем нам сначала индивидуально представиться, чтобы вы поняли, что́ мы собою представляем как люди. Как все вы отметите, мы – группа разношерстная, и я уверена, вам приятно будет знать, что мы – не угнетатели и не тираны. Мы не эдакие аморфные инопланетные пришельцы, нагрянувшие к вам в кампус, чтобы нанести вам некий серьезный ведомственный ущерб. Мы не фашисты и не коммунисты. Ни неолибералы, ни строгие толкователи. У нас нет политической повестки дня. Мы лишь профессиональные работники образования, которые предпочли быть здесь в качестве добровольных участников аккредитационного процесса. Вообще-то по шкале от единицы до десяти, где десять – это мать-львица, защищающая свое потомство, а единица – монахиня перед вечерней, мы располагаемся, вероятно, где-то в точке двух с половиной. – Тут женщина вновь надвинула на нос очки. – Как председатель комиссии, стало быть, я полагаю, что начать знакомство мне нужно с себя…
Женщина кашлянула, как это делают люди перед тем, как обратятся к публике с некими возвышенными идеями. Затем она сказала:
– Как уже упоминал доктор Фелч, я – председатель этой комиссии. Кроме того, я работник образования – лауреат премий и президент общинного колледжа, расположенного в живописном городке прекрасного штата Юта. Вас может удивить, что моя школа – маленький колледж, очень похожий на ваш, и как его президент я очень хорошо знаю, каково, вероятно, вам испытывать на себе процесс аккредитации. Как он может устрашать. До чего много ресурсов на него тратится. Что́ это за эмаскуляция. Уверена, бывают времена, когда вам бы хотелось, чтобы весь этот процесс как-то рассосался навсегда. Чтоб вы просто могли убежать и спрятаться от него. Чтоб можно было просто сосредоточиться на работе, выполнять которую вас наняли, а не тратить за часом невосстановимый час на это тягостное и утомительное бремя, навязанное вам, и нести его неохотно и с плохо скрываемой злобой в сердце. Но, будучи профессиональными работниками образования, вы знаете, что это не выход. И потому я хвалю вас за все ваши усилия. И за решимость. И за преданность своему учебному заведению. Также я радуюсь вашим изяществу и достоинству, какие вы привнесли в свою роль тихо страдающих профессионалов. У меня в колледже мы сами недавно проходили это испытание – и получили весьма обескураживающий результат. Потому, пройдя через этот процесс – при котором в нас тыкала, нас пинала и унижала иными способами заезжая комиссия наших коллег-единомышленников, – я рада возможности посетить ваш кампус в том же самом качестве, чтобы пронаблюдать за процессом с другой стороны трибуны, если угодно, чтоб иметь возможность навязать вашему колледжу те же произвольные и удушающие требования, те же внешние оценочные суждения, те же самые убожество середины карьеры и ведомственный экзистенциальный страх, что были навязаны