После отбоя сержант Вадим Лаврентьев долго ворочался на жесткой кровати, не в силах уснуть, хоть и устал чертовски за сутки дежурства. Он был "молодым" сержантом, всего месяц назад сдал на отлично все экзамены и получил три лычки на погоны пос ле полугодовой муштры, на которую, впрочем, никто из курсантов не жаловался, ибо за эти полгода со многими произошло чуть ли не чудо: слабаки, которые не могли и один раз подтянуться на турнике, стали по пятнадцать раз делать "подъем переворотом"! Здесь не было "стариков" и "салаг" - были сержанты и курсанты, и среди последних было настоящее солдатское братство - один за всех и все за одного. Когда вместе пришли с "гражданки", вместе приняли присягу и вмести попали под жесткий прессинг сержантов, кто же станет угнетать более слабого товарища? Но вот пролетели полгода, все получили звания: кто сержанта, кто младшего сер жанта и разъехались по разным "линейным" частям. А Лаврентьева оставили в "учебке", воспитывать новый призыв. Теперь он сам был для курсантов большим и почти всемогущим начальником, но часто ловил себя на мысли, что лучше б отслужил ещё полгода курсантом, только пусть рядом будут прежние верные друзья. Ведь среди сержантов он был новеньким, хоть и перешел с ними на "ты", но друзей среди бывших командиров так и не нашел.
Более того, обзавелся врагами, ибо не всегда был согласен с методами других сержантов. И самым главным врагом стал зам комвзвода Угрин, которого Лаврентьев возненавидел ещё будучи курсантом. Угрин был "дембелем" и получил звание старшего сер жанта тогда же, когда Лаврентьев стал сержантом.
В казарме было темно, синяя лампочка горела у входа, над тумбочкой дневального, где хилый курсант Чернов, как и Лав рентьев, москвич, получил сегодня по уху от старшины. А из туа лета доносился жалкий лепет того же Чернова и грубый голос Уг рина.
Лаврентьев вздохнул, поднялся с кровати, надел бриджи и пошел в туалет.
Чернов стоял на коленях у ближайшего унитаза и машинально тер грязной тряпкой белый фаянс. Глаза у него были мутными, движения вялыми. Рядом с презрительным видом стоял Угрин.
- Ты, Чернов, думаешь, что прибыл из Москвы и можешь тут делать все, что хочешь? - с ухмылкой говорил он, покачиваясь с пяток на носки. - Я из таких москвичей, из дерьма интеллигент ского не первый год бойцов делаю. Ты у меня, сука, станешь са мым образцовым воином, можешь не сомневаться...
- Угрин, - сказал Лаврентьев, - тебя можно на минутку. Сержанты старались никогда не выяснять отношения при под
чиненных.
- Чего тебе? - недовольно повернулся к нему Угрин. - Отдежу рил, иди спи.