Сокровище Монтесумы (Жемчужная) - страница 103

«Как же я мог проспать так долго, – с досадой подумал он про себя. – И мама почему-то меня не разбудила».

Даниэль хотел все это высказать матери, но слова упрека комом застряли в его горле, едва его взгляд коснулся тела Томи, распростертого на земле. Глаза ее были открыты и широко смотрели в небо, на губах застыла легкая улыбка. Глядя на нее, можно было подумать, что она прилегла ненадолго и о чем-то приятном задумалась на несколько секунд, но зиявшая на ее груди кровавая рана и нож, судорожно зажатый в уже давно окаменевшей руке, не давали возможности усомниться в том, что душа Томи уже там, куда устремлены ее глаза.

– Мама! – Даниэль с истошным криком рванулся к матери, но в этот момент почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему плечу.

Даниэль резко обернулся и с изумлением увидел перед собой очень старого индейца. Лицо его, почерневшее от солнца и прожитых лет, все сплошь было испещрено морщинами, а волосы на голове были абсолютно седыми. Даниэль оторопел. Откуда он здесь взялся? Ведь, кроме них с матерью, на развалинах этого города никого не было. Но уже в следующую секунду Даниэлю стало все равно. Какая ему теперь разница, откуда взялся этот незнакомец, когда его любимая мать оставила его. Даниэль отвернулся от индейца и, пошатываясь, подошел к матери, опустился перед ее телом на колени и горько зарыдал. В этот момент огромное опустошение навалилось на него. Даниэлю казалось, что он совершенно один на всем белом свете, что на всей земле кроме него не осталось ни одного человека, ни единого, даже этого старого индейца.

– Не печалься слишком сильно, сын мой, – донесся до Даниэля голос индейца. – Прими эту потерю как неизбежное и постарайся понять: там, где мы не властны ничего изменить, остается только одно – смирение.

Даниэль резко обернулся в сторону говорящего.

– Если бы ее убил человек, тогда я бы знал, что делать.

– Что? – спросил индеец.

– Я бы пошел и убил его. – Руки Даниэля на долю секунды сжались в кулаки, но уже в следующий момент безвольно опустились вдоль тела. – Но когда она сама это сделала, я не знаю, куда идти и что делать.

– Так ли это важно, – пожал плечами индеец, – каким образом твоя мать ушла из жизни? Ее уже не вернешь. А вот ты можешь себе сильно навредить, если неправильно будешь переживать эту потерю. А тебе ведь еще жить да жить.

Даниэль с недоумением уставился на индейца. Сейчас лицо его показалось Даниэлю не таким уж и старым, как в первый момент. Морщин на лице заметно поубавилось, а волосы на голове были уже не седыми, как еще полчаса назад, а черными, как смоль. Да и фигура его заметно помолодела. Тело стало сильным и мускулистым, как тело молодого ягуара, а глаза смотрели пронзительно и остро, проникая в самую душу собеседника, распознавая в ней все ее малейшие движения.