– Да. К сожалению, оба мертвы. С Рахманом разделались свои, а с молодым – наемники. Тогда, собственно, я и нашел Мириам. Можно сказать, что я отбил ее и спас от позора или расстрела, а вероятнее всего, от того и другого.
– Боже мой, что эта девушка в своей жизни пережила! – восклицает расстроенный двоюродный брат. – А Рахман и Рашид – такие добрые, порядочные люди… Еще одна утрата, еще одно преступление, еще одна смерть! Все Салими и те, кто к ним примкнул, прокляты! Ты должен взять двух несчастных женщин и как можно быстрее вывезти из страны. Надеюсь, что, оказавшись подальше отсюда, они будут в безопасности.
– Не преувеличивай, – Хамид старается успокоить его. – Идет война, случаются страшные вещи. У каждой семьи есть хорошие и плохие дни, есть порядочные родственники и мерзавцы. Люди рождаются и умирают, смеются и плачут – такова жизнь.
– В нашей большой семье осталось так мало людей, как будто их уничтожило какое-то бедствие. Ну вот что! – Муаид встряхивается и переключается на другую тему. – Перейдем лучше к конкретике и закончим наше дело. Завтра к дому Дороты придет Хмеда Бербери. Дай ему, что считаешь нужным, и он сам определит время и путь вашей эвакуации с гор. А уже из Триполи я организую вашу переброску на Мальту или в Тунис. Будем думать позитивно, и все удастся, – произносит он это, однако мертвым голосом, как будто не верит в то, что говорит.
– Да, конечно. Наверняка все хорошо закончится. Если уж в такой большой стране я нашел жену и тещу, то считаю, что Аллах нам благоволит, – заканчивает Хамид на оптимистической ноте.
После разговора саудовец приходит к выводу, что Муаид в тяжелой депрессии. С таким настроением ливийцы эту войну не выиграют. Война несет с собой утраты, но борцы должны верить в лучшее завтра. А для этого человека оно как бы вообще не существует. «Нехорошо, – говорит он себе и думает, давать ли ему эти пару килограммов пластика, потому что один Бог знает, для чего он это использует. – А если придет к выводу, что будущее не имеет смысла, и взорвет себя и других в центре Триполи? – делает Хамид мрачные предположения. – У меня профдеформация! – с издевкой смеется он над собой. – Борьба с терроризмом меня полностью искривила. Это не Ближний Восток и «Аль-Каида», парень, думай!» – говорит он себе и выходит, направляясь к своему автобусу.
Он открывает люк в полу, находящийся сзади машины, и вытягивает оттуда продолговатую спортивную сумку. Берет с сиденья еще пару сеток, наполненных доверху пакетами с рисом, макаронами, кускусом и мукой. Банки с консервами тихо позвякивают. Шоколад, который выдержал такую длинную дорогу, растаял на жарком ливийском солнце. Хамид вообще не беспокоится, что женщин столько времени нет дома. Как арабский мужчина, он отдает себе отчет, что сплетни для них – самое важное. Он с детства привык, что это традиция и нельзя по этому поводу хмуриться. Он собирается готовить и даже не обращает внимания, что за окном уже начинает темнеть.