И, портя весь этот философский антураж, над сценой воплощения извечного вопроса жизни и смерти проносилось, дергая за лианы и топая по каменистым уступам, тело учителя, идущего по следу ученика. Пантелеймон, расшвыряв по всей округе опавшую жухлую листву, пролетал над трапезой ученика. Потом возвращался и, отхватив, как всегда, самую прожаренную часть добычи, смачно причмокивая, начинал выражать свое искреннее неудовольствие тем, что отсутствующий «дома» уже три дня послушник хомячит тут в джунглях что ни попадя в одно рыло.
Полгода прошло после экзамена на отчаянную смелость. А интересная штука жизнь, улыбаясь послушнику, продолжала усиленно доказывать ему, что это только начало долгого пути. Учителя становились братьями, но и требовать с него стали по-братски. Их тяжелые кулаки больше не стеснялись в выборе места и силы удара. Единственным укрытием, в котором можно было хоть немного расслабиться и прийти в себя, стали джунгли, дававшие покой и радость каждого нового дня нескончаемой возней и попытками съесть все, что теоретически пролезало в рот.
– Ты уж не думай, что я за тобой гоняюсь по собственной прихоти. Завтра у нас тренировка с парнями. А тебя фиг найдешь. Нехорошо!
– Я хоть знаю этих парней и о чем тренировка?
– Можно подумать, тебе есть разница! Кстати, чтобы ты знал, сейчас пост, а твоя хаванина никакого отношения к этому не имеет.
– Чтобы ты сам знал, листья бирюка в это время года уже перезрели, а диарея мне совершенно ни к чему. Да и рисовой каши ты с собой наверняка не притащил. К тому же я это… подросток, да еще и путешествующий, да еще и лупят меня каждый день… Сам же говорил, главное – душу очистить. Вон я, видишь, чищу.
Хоаххин помахал из стороны в сторону лезвием тесака. Громкий обоюдный гогот если не убил, то окончательно распугал всех, еще питающих надежду на халявное пропитание, и друзья, закончив трапезничать и утерев жир с когтистых рук, двинулись в сторону скалы.
* * *
Количество всегда жданных гостей в храме в последнее время заметно прибавилось. Обычный уже спарринг с батюшкой как минимум раз в неделю разбавлялся различного рода «потасовками». Потасовки командные, типа «стенка на стенку», сменялись круговым спаррингом, когда пары дерущихся непрерывно менялись, не давая возможности быстро привыкнуть к индивидуальному стилю противника. Спуску послушнику не давали, и хотя кровь не лилась при этом рекой, но поломанные ребра, ноги и руки изредка загоняли ученика в медкапсулу, причем не на один день. В общем, это все, по словам армейских дружков Пантелеймона, было для них ежедневной разминочной практикой. Еще интереснее спарринги проходили, когда Дети гнева имитировали стиль кого-то из постоянных «потенциальных» противников. Например, тех же троллей, бойцов со стороны Алых Князей из низшей касты. Они, конечно, не чета нашим, как говорил учитель, но если кучей навалятся, наподдать могут славно. В рукопашной кусаться, гады, любят, пока все зубы им не повыбиваешь, так и норовят цапнуть за какую-нибудь конечность. В общем, за четыре-пять часов непрерывной борьбы за жизнь, которая называлась тренировкой, Хоххи выкладывался до полного изнеможения.