– Ах ты, сука!
«Носорог», оседлав стрелка, молотил своими каменными кулачищами по голове, шее, ребрам дергающегося в такт наносимым ударам тела. Шлем лопнул, как яичная скорлупа, и «глазам» Хоаххина предстало до боли знакомое лицо. Лицо Сестры Атаки, очень похожей на повариху Мину. Сломанный, точнее, вдавленный в череп нос сестры, вытекающая изо рта струйка пенящейся крови не мешали понять, чье переломанное, с неестественно разбросанными и вывернутыми конечностями тело лежало перед ним.
* * *
На третий день после «Ликвидации вторжения на Трон» Хоаххин вернулся из джунглей, выблевав все, что смог собрать по сусекам своего организма. За одну ночь в сети и трое суток в лесу, которые его обитатели не забудут никогда и своим потомкам накажут не забывать, Хоаххин вывернул свою душу наизнанку, нисколько не заботясь о невинности своих жертв. Слепая ярость вперемешку с жалостью к себе и ненавистью ко всему крушили все живое и неживое на своем пути. Тактический ядерный удар не нанес бы ущерба большего, чем та боль, которая сначала родилась, а потом вырвалась на свободу, завладев его разумом. Короткий сон полностью истощенного ученика был похож на кошмар, в котором он сам тяжелыми ударами кулаков разбивает забрало шлема противника и видит перед собой свое собственное исковерканное и окровавленное лицо. Полуденный луч, разбудивший обитателей глубокого каменного ущелья, с изумлением осветил распластанное на земле тело, наполовину погруженное в холодную воду родникового ручейка. Глупо и постыдно мстить всем подряд, не имеющим к тому же к этой мести никакого отношения. Детская жестокость и нежелание принимать реальность этого мира, которая заключается в том, что ты не единственный и уж точно не главный центр его интересов. Реальность того, что друзей не нужно иметь, что с ними нужно дружить. Хоаххина наконец совершенно отпустил последний детский страх, страх перед выбором, который теперь ежедневно, ежечасно и ежеминутно придется делать самому. В том числе перед выбором между двумя правдами двух обезумевших миров, сомкнувших челюсти на горле друг у друга, как два волкодава, готовых скорее погибнуть, чем отпустить соперника. «Отвергни гордыню, прими на веру!» – где и от кого он это слышал?
Нетвердой походкой пройдя на камбуз и не торопясь растапливая самовар, Хоаххин все еще видел перед собой свой распростертый на камнях силуэт. Ему даже в голову не приходило, что в пещере может находиться кто-то еще, кроме батюшки и его самого, по той же причине не приходило в голову хорошенько «осмотреться» или тем более использовать для этого самого Пантелеймона. Монах в черном балахоне с опущенным капюшоном неслышно присел за край стола и спокойно посмотрел на бывшего ученика.