Ну, подходит Кумач и спрашивает: «Ты чего тут кукуешь, Сидор»?
— А почему Сидор? — перебила я Лешин рассказ.
— По фамилии. Сидоров я. Ну ты слушай. Подходит и спрашивает. А я дурак дураком, первоклашка сопливый. Честно так ему отвечаю. Караулю, мол. «А чего караулить? Боишься, дерьмо утащат?» — «Нет, — говорю. — Там кошелек. В нем полно денег. Жду, когда Гришаня сачок принесет». — «Иди, тебя там Гришаня кличет, — говорит мне Кумач. — А я покараулю». — «Только смотри, — я ему, — чтобы никто не знал, ладно? Я мигом». И побежал.
Гришаню у «пионерской» нашел, он вокруг ходит, а забраться не может. Все заперто. Он меня увидел и спрашивает: «Ты чего приперся? А если кто раньше нас достанет?» — «А ты меня не звал?» — «Нет». — «Ну вот, — возмутился я. — Кумач надул».
Мы переглянулись и давай к яме.
Кумача нет.
«За палкой пошел, — предположил Гришаня, — щас придет и фиг нам кошелек отдаст. Пойдем доставать».
Подходим ближе, а из ямы всплеск, хлюпанье. Подбегаем, а Кумач в дерьме плавает. Кошелек в руках.
«Ну все! — говорит Гришаня. — Плакали наши денежки».
А Кумач из ямы кричит: «Пацаны, подсобите! Деньги пополам»!
Мы лестницу приволокли. Благо, яма не очень глубокая. Метра два всего. А лестница длинная. В общем, вылез он и к ручью. А кошелек не отпускает. Вымылся и уходит. «А деньги?» — «А в лоб?»
У нас от такой наглости аж челюсти свело. Мы на него набросились и в ручей свалились. Кошелек у него из рук в воду нырнул, и его потоком подхватило.
Бежим, падаем, за ноги Кумача цепляем. Он тоже падает. Словом, Гришаня кошелек ухватил. И мы давай деру. Гришаня по дороге его расстегивает, открывает, а там фантики.
Мы-то ладно, в воде! А Кумач в чем? Он нас потом отлупил здорово, но весь город над ним потешался. До сих пор, как соберемся старой компашкой, так обязательно Кумача припомним. Ему же под сороковник, представляешь?
Так, вспоминая разные случаи, травя анекдоты и разговаривая о ничего не значащих вещах, мы доехали до Москвы.
— Ну вот и Первопрестольная, — сказал Леша и посмотрел на меня изменившимся взглядом.
— У тебя глаза вчера были синие, а сейчас — зеленые, — заметила я.
Леша печально улыбнулся краешками губ.
— Я знаю… — И улыбнулся чуть веселее. — Это от тоски. Тоска — она всегда зеленая! Ты позвонишь?
— Обещаю. Не знаю вот, скоро ли, но позвоню.
— Пошли? — предложил Леша.
— Пошли. — Мы поднялись с мест.
Так я и не рассказала о своем туалетном приобретении и сейчас чувствовала, как за поясом у меня плотно сидит тяжелый, хотя и небольшой, сверток.
Поезд в Москве стоит долго. И можно неторопливо, без суеты, покинуть свое временное пристанище.