XXXIV. Мученический венец
Медленно и безотрадно тянулись дни в стенах нашей темницы, вырубленной в самых недрах горы, и, по мере того как проходило время, на нас надвинулось новое горе, более тяжкое, чем неопределенный страх перед грозившей нам смертью. Рана Рейбёрна, нанесенная зубчатым острием маккагуитла, представляла большую опасность с самого начала; продолжительный переезд через озеро под палящими лучами солнца вызвал в ней воспаление, а дальнейший перенос раненого и волнение, причиненное ему жестокой расправой Эль-Сабио с нашими неприятелями у жертвенного камня, окончательно ухудшили дело. Даже искусный уход фра-Антонио только поддерживал слабые силы больного во время страшных приступов горячки, не принося ему существенного облегчения; когда же горячка миновала, силы Рейбёрна стали падать с каждым днем. Грустно было видеть этого человека, еще так недавно служившего воплощением гордой мощи, до того ослабевшим, что он не мог двинуться без помощи фра-Антонио; его болезненные стоны и жалобы надрывали нам сердце. Рейбёрн умолял нас вынести его на солнце, дать ему вдохнуть свежего воздуха. По словам фра-Антонио, постоянный мрак и нездоровая атмосфера нашей тюрьмы настолько же изнуряли силы больного, насколько и сама болезнь. Действительно, в его каморке было сыро; наступил период дождей, и по ночам мы страдали от холода; кроме того, скалистая гора постоянно содрогалась от ударов грома, оглушительно рокотавшего над ее вершиной.
Однажды, когда Рейбёрну было особенно плохо, Янг отозвал меня в молельню с очевидным намерением облегчить передо мной свою душу.
– Послушайте, профессор, – начал он, оставшись со мной наедине, – я, право, не могу больше выносить этой пытки. Пошлю-ка я, знаете, челобитную к верховному жрецу, пускай он поскорее казнит меня, с тем условием, чтобы Рейбёрн был перенесен из этой мокрой ямы в более удобное место, где он может по утрам видеть солнце и пользоваться свежим воздухом! Когда он выздоровеет, то не струсит перед казнью; он не такой человек, чтобы чего-нибудь испугаться, когда с ним все в порядке. Но это адская жестокость – убивать его таким образом день за днем! Так не поступают даже с собакой. Право, я похлопочу за него. Семи смертям не бывать, одной не миновать; ведь я только немного ускорю свой конец, вот и все.
Довольно странно, что подобная же мысль с некоторого времени приходила и мне, но я рассчитывал извлечь более пользы из своего самопожертвования. Я также хотел настаивать на своей немедленной казни, с тем условием, чтобы моим друзьям была предоставлена свобода, какой может воспользоваться человек в этой долине, опоясанной неприступными горами по эту сторону загражденного прохода. Поэтому, когда Янг заговорил о своем проекте, я в свою очередь открылся ему и даже стал доказывать, что мне принадлежит право осуществить задуманный план, так как я первый задумал его; ведь это я сам завлек своих друзей, исключая фра-Антонио, в злополучную долину Азтлана. Но Янг отвергал мои настояния и мы даже поспорили с ним, причем он сильно горячился, так как по своему упрямству не терпел противоречия.