– Отвратительно! То, как он оставил тебя здесь, просто отвратительно! – с неумолимостью продолжала настаивать на своем тетушка Элеонора. – Готова поклясться, не этого хотел граф. Быть может, и хорошо, что старый джентльмен не дожил до того дня, когда его сын бросил тебя.
– Не сомневаюсь, что род графа не оборвется, вот только внуки будут от другого его сына…
Мередит тяжело опустилась на козетку[1]. Руки женщины безвольно повисли.
– Тебе следовало бы родить этих наследников. Если бы Эдмунд был достойным мужем, у тебя сейчас была бы дюжина младенцев. Он даже не вступил с тобой в отношения после брака…
– Прошу тебя! – Мередит подняла руку, останавливая словоизлияния тети.
Некоторые воспоминания слишком болезненны, чтобы вслух воскрешать их. Она до сих пор не могла избавиться от горечи той ночи, когда Эдмунд отказался выполнить свой супружеский долг и покинул ее.
– Теперь же нас лишают Оук-Рана, а ведь хозяйство держалось только на тебе. Ты следила за домом, управляла слугами, решала все вопросы с арендаторами, занималась сбором урожая, ведала делами на молочной ферме… – загибая пальцы, принялась перечислять тетушка.
– Знаю… знаю… – перебила ее Мередит. – Как-нибудь обойдусь без напоминаний.
Внезапно выступившие слезы щипали глаза. Женщина заморгала, стараясь не дать им предательски заструиться по ее щекам. Даже узнав, что Николас Колфилд жив и вскорости унаследует все, Мередит сохраняла внешнюю видимость спокойствия. Впрочем, еще один брошенный камень вполне может разбить вдребезги эту стеклянную хрупкость кажущейся невозмутимости.
Оук-Ран стал домом ее сердца. Она сделала его таким. Мередит приказала поменять обстановку особняка. По ее инициативе вокруг старого поместья елизаветинских времен разбили цветущий сад. Женщина не желала потерять Оук-Ран. Она не сдастся без боя. А еще ей приходится думать не только о собственном благе. Надо заботиться о тетушке и об отце. Кроме того, не стоит забывать о Мари и Нелсе. Ради их блага она должна быть сильной и побороться за их общий дом.
– Я не хочу отдавать Оук-Ран, – скрестив руки на груди и обняв себя за плечи, заявила Мередит. – Должен же быть какой-нибудь выход.
– Да, но тебе следует поспешить, – недовольно пробурчала тетушка, в очередной раз без малейшего зазрения совести перекладывая ответственность за собственную судьбу на плечи племянницы. – У нас теперь даже домика приходского священника не осталось. Нам некуда возвращаться.
Мередит тяжело вздохнула. У нее начиналась головная боль.
Тетушка, чья худенькая фигурка напоминала своей хрупкостью мазок кисти художника, встала с расшитой цветочным узором кушетки и подошла к позолоченной каминной полке. Не успела племянница и глазом моргнуть, как родственница схватила оттуда одну из множества хрустальных безделушек, расставленных на полке, и спрятала дорогую вещь себе в карман.