– Не в первый раз?!
– Не первый, – хмыкнул Холмс, – но мы к этому еще подойдем, сейчас нужно покончить с недоумениями сегодняшнего дела. Я уверен, у вас уже миллион вопросов возник. Спрашивайте, мой друг, я клянусь отвечать предельно правдиво.
Стул под Ватсоном страшно скрипнул, могло показаться, что это рассудок доктора.
– Начните с самого главного, Ватсон. Спросите, для чего все это было затеяно. Интересно ведь, правда?
– Интересно, – прошептал доктор одними усами.
– Главной целью затеянного мною представления, была будущая ваша повесть. Если бы все прошло, как следует, вы бы ее непременно написали. Разве не так? Разве не за вдохновением вы сюда приехали. Да, что там говорить, значительный кусок ее уже готов! Вот он на столе.
Стул Ватсона скрипнул снова.
– Поверьте, я и не думаю шутить. Я серьезен, как никогда. Как только вы стали публиковать ваши записи о моих подвигах, стало очевидно, что у вас замечательное, редкое перо, природный вкус, и от Бога полученное чувство меры и композиции. Мало у кого из ныне действующих авторов есть хотя бы полтора из этих достоинств.
Ватсон фыркнул, одновременно недоверчиво и польщенно.
– Вы думаете, это лесть? Я слишком уважаю себя и вас, чтобы заниматься славословиями. Я начал говорить вам правду, теперь слушайте ее до конца.
Доктор приосанился.
– Вместе с тем вы напрочь лишены дара воображения. Вы не способны придумать мало-мальски оригинальный сюжет. В этом отношении Киплинг и Стивенсон неизмеримо выше вас. Не обижайтесь.
– Я не обижаюсь.
– Мне попадались на глаза ваши сочинения, изготовленные вне связи с моим образом и моими сюжетными изобретениями. Они благопристойны, даже элегантны, но, увы, мертвы. Теперь перейдем ко мне.
– Да, пора бы уж.
– Природа наделила меня многими достоинствами.
– Главное из них, верное представление о самом себе.
Холмс вытащил трубку изо рта и нарисовал в воздухе недовольный вензель.
– Что может быть мельче колкостей, Ватсон. Оставим их, разговор пойдет о важных вещах.
– О ваших достоинствах.
– Ва-атсон.
– Что ж, слушаю.
– Продолжаю. Оставив в стороне все прочее, замечу, воображением Создатель наделил меня щедро, если не более того. Но, видимо, чтобы соблюсти какое-то, одному Ему известное равновесие, он начисто лишил меня способностей подобных вашим. Когда я начинаю что-либо излагать на бумаге, получается тусклый кошмар. Это так плохо, что даже показать нельзя.
– Но вы мечтали о славе и во мне увидели недостающую половину той творческой личности, какой хотели бы быть?
Холмс задумчиво потрепал свой подбородок.
– Несколько упрощенно, но близко к сути.