Но прошло некоторое время, и царевич получил известие от Мунке-багатура из мургабских песков. Племянник правителя Хорезма утверждал, что он просеял эти пески сквозь сито, и даже если бы Тимур с Хуссейном превратились в сурков, то и тогда они были бы найдены и пойманы.
Бухарский след тоже оказался ложным. Да, войско, собравшееся под знаменами Хуссейна и Тимура, действительно рассредоточено по территории Бухарского тумена, но при нем находится только один из эмиров – Хуссейн. Стало быть, что? Стало быть, выпоротый лазутчик вполне мог оказаться прав. Да, философски решил царевич, справедливостью является лишь то, что мы в данный момент считаем справедливостью, видимость иногда много убедительнее истины.
Правитель не имеет права ограничиваться в сложных ситуациях одними лишь размышлениями, хотя бы и самыми высокомудрыми. Правитель обязан что-то предпринять. Первое решение напрашивалось само собой – полторы тысячи всадников были отправлены бухарскому эмиру для усиления его гарнизона. Ильяс-Ходжа был уверен, что эти разбойники не посмеют напасть, но бухарский правитель слал такие слезные и испуганные послания, что отказать ему было невозможно.
В народе зреет бунт, появление большой вооруженной шайки у городских стен может подхлестнуть разбойные настроения.
Мунке-багатур был отозван, ибо бессмысленно охранять пески, в которых никого нет. На обратном пути Мунке-багатуру было велено пройти через Кашкадарьинский тумен – не мешает лишний раз продемонстрировать силу на родине одного из мятежных вождей. До сведения Мунке-багатура было доведено, что, если возле Кеша и Карши после совершения рейда останется несколько сожженных селений, нареканий чагатайской власти это не вызовет.
Теперь Самарканд.
Трудно в таком городе отыскать человека, если он не хочет, чтобы его разыскали. Еще со времен Чингисхана осталось множество разрушенных зданий: медресе, бани, караван-сараи, просто частные дома. В этих развалинах ютились целые племена бродяг самого фантастического вида и неизвестного происхождения. Они там едят, спят, рождаются, болеют и умирают. С наступлением темноты они выходят на промысел. Кстати, до наступления темноты они тоже не сидят сложа руки, целые тучи оборванных, голодных, востроглазых, наглых ребятишек вьются между посетителями базаров и лошадиных рынков.
Помимо обыкновенных бродяг полно и бродяг верующих, несколько враждующих между собой религиозных орденов облюбовали развалины главного медресе в южной части города. Грязные, свирепые, вечно голодные, заунывно и непрерывно требующие подаяния. Жгут какие-то костры и устраивают таинственные моления, подозрительно напоминающие поклонения Сатане.