— Трубку вон евонную нашел, — сказал Яшка, доставая из-за пазухи изогнутую трубку. — Недалеко от избы лежала. Снегом занесло, да, видно, горяча была, так снег-то и стаял вокруг.
Все потянулись смотреть на трубку.
— Аглицкая, не наша, — сказал Тимошка.
— Ан врешь! — сказал Яшка, — мериканская, — аглицкие не такие!
— Америкен, — сказал Уильдер тоном, не допускающим возражения.
— Видишь? Во!.. Моя правда! — ликовал Яшка. — Ишь, недокурена, — прибавил он, ковыряя в трубке пальцами.
Тимошка понюхал трубку.
— Табак важный, — сказал он, — не махорка!
— Вот этот, чья трубка, должно и есть тот, кто кенайцев навел, — сказал Федосеев.
— Сволочь! — выругался Яшка.
— Сволочь и есть, — мрачно добавил Тимошка.
Затем все трое стали обсуждать вопрос, как тащить байдары.
— Дорога-то легкая, да снегу-то много, — сказал Тимошка, — да вот кенайцы эти… Кабы не они, мы бы сперва байдары перегнали, а потом их благородия провели бы, а теперь как делиться?.. Уйдешь, а они тут делов натворят!
Решено было не делиться, — идти всем вместе. Ночь провели тревожно, сторожили поочереди, сидели в лесу у избы, закутавшись в полотнище палатки, чтоб не выделяться на фоне снега. Сидели, вслушиваясь в звуки ночи, всматриваясь во тьму леса. Выли где-то волки, кричал филин… Упорно и жалобно верещал какой-то зверек. Казалось, будто кто-то подает условные сигналы.
Ночь была теплая, с запада тянул мягкий влажный ветер. Начинало таять. Ночь была какая-то бессонная, полная неясной тревоги.
Собаки дрожали, поминутно подымали головы, настораживали уши, всматриваясь в лес то рычали, то слегка подвывали и повизгивали…
Илье казалось, что лес живет какой-то таинственной жизнью. За каждым стволом чудился ему притаившийся враг, незримый, но опасный.
Жутко было. А возле, прижавшись к нему, сидела Елена, — она не могла оставаться одна в страшной избе.
Вдруг собаки вскочили, насторожились, злобно заворчали, а потом залились лаем. Из избы вышел Тимошка с ружьем в руках. Следом за ним появился Яшка, потягиваясь и зевая.
— Ты это что собак дразнишь, ваше благородие? — буркнул он Илье.
— Уйди-ка ты, ваше благородие, в избу, — сказал Тимошка, — и жену забирай — неровен час… Надо посмотреть, чего псы брешут?
Он отвязал Волчка, своего любимца, вожака собачьей стаи, и пустил его. Волчок с пронзительным лаем бросился в лесную чащу, за ним следом на лыжах отправился Тимошка.
Яшка посмотрел ему вслед и сказал:
— Зря старик побежал. Так это, псам померещилось. Вишь, стихли. Ну, я тут посижу, а ты уведи-ка свою барыню в избу. Все спокойнее будет.
На востоке тонкой огненной полосой загорелся горизонт. Начало светать. В избе никто не спал. Вадим уже варил кофе. Вернулся Тимошка.