Он ждал меня, развалившись на нижних ступеньках лестницы и яростно тыкая в телефон.
— Ты такси вызвала?
— Нет, а ты?
— Я ребёнок!
— С каких это пор?
Обойдя беспорядок на полу, Дима снял с холодильника визитную карточку и протянул её мне.
— Убрала бы, — сказал он, пнув ногой кучку хлопьев и вызывающе щурясь.
— He-а. Завтра съешь на завтрак, — ответила я и вызвала такси. Открытое молоко так и осталось на кухонном столе. Озадаченно оглядываясь, Дима последовал за мной.
******
Дима уселся на заднее сидение, но приник к самой двери, так, чтобы не приближаться ко мне. Вроде со мной едет, а вроде сам по себе. Сидит, насупившись, глядя в окно на морской пейзаж, а я смотрю на берег, облизанный солёной влагой и зависающий над пляжем. Не сейчас, но вскоре море подарит мне покой. Очень скоро. Я искренне в это верю. Такая красота не может не исцелить.
Я достала из сумочки упаковку конфет. Скитлз. Разноцветные пуговки быстро растаяли в руках, и я облизала пятнистую ладонь.
— Хрю-хрю, — сказал Дима и протянул руку, намекая, чтобы я поделилась.
— Извини, тебе нельзя. Разве что только одну, — говорю на полном серьёзе, неуверенно протягивая ему зелёную. — Нет, подожди, не зелёную. — Закидываю её в рот и задумчиво качаю головой. — С непривычки зелёную нельзя.
— Это ещё почему? Я сто раз их ел! Мне можно любые конфеты! — возмущается взрослый ребёнок рядом со мной.
— Обычные — да. А это — особые конфеты, с ними надо быть осторожным.
Дима морщит нос, разглядывает знакомую упаковку, читает название.
— Почему?
— Это смешинки.
— Что?
— Смешинки. От них начинаются приступы смеха, причём бесконтрольного. С непривычки может лопнуть живот.
Фыркнув, Дима отворачивается к окну.
— А сама полпачки съела.
— У меня иммунитет. — Протягиваю ему красную конфету. — Вот, начни с красной, она не такая сильная. Сразу разжуй, чтобы не подавиться.
Забросив конфету в рот, Дима качает головой и закатывает глаза.
— Тебе когда-нибудь говорили, что ты — странная?
— Не хочешь — не верь, только потом не жалуйся в социальные службы, что я накормила тебя опасными конфетами.
Мимо мелькают гостиницы, важные, как океанские лайнеры. Слепяще белые, со скобками балконов. Справа от меня раздаётся сдавленное хрюканье. Исподтишка подглядываю за Димой: плечи трясутся, кончики ушей малиновые. Наконец, он сдаётся, склоняется к коленям и хохочет, до слёз, до кашля.
Даже водитель смеётся и подмигивает мне в зеркале.
— Блииин, — ругаюсь я. — Надо было начать с жёлтой, раз уж тебя с красной так понесло.
Развалившись на сидении, Дима держится руками за живот и визжит от смеха. В таком состоянии я выгружаю его на улицу, плачу за такси и прошу водителя вернуться за нами через час.