– Не помогло бы, – я вновь чуть улыбнулся. – Я бы достал тебя даже в углу.
Она ошеломлённо глянула на меня, фыркнула раз, другой. И мы расхохотались как сумасшедшие.
* * *
Ртутная лампа уличного фонаря изливала свой резкий мертвенно-голубоватый свет, проникавший в незашторенное окно, на потолке, на светлом квадрате метались мутные тени древесных ветвей. Ветер гулял по ночному городу, завывая и присвистывая, словно в досаде, – нет, не удалось сегодня поднять пургу, пошвыряться снежком… напитавшийся за день водою ноябрьский снег крайне тяжел на подъём… И только тонкие стеклянные пластинки отделяли буйство ночной стихии от тёплого мирка квартиры.
Вздохнув, я откинул тонкую простыню до пояса. В квартире было жарко, пожалуй, градусов тридцать. Иномейцы очень любят тепло… а вот холод переносят с большим трудом… этому их агентов обучают на спецтренировках, как переносить ужасную иннурийскую зиму, когда вода твердеет и падает с неба мелкими ажурными кристалликами…
Я лежал и глядел в потолок, закинув руки за голову. Вот интересно, что сказала бы моя сестрёнка, узнай все перипетии моего романа? Да не узнает… Славная она девчонка, Ленка, спору нет, но только знать ей об этом нельзя… и никому нельзя… Вейла…
Я закрыл глаза, но свет заоконного фонаря от этого не угас. Наоборот, он стал ярче. Ещё ярче… и ещё… какой ослепительный свет…
Небо сияло, как начищенная алюминиевая тарелка, гигантская тарелка, опрокинутая над миром. В зените висел размытый огненный клубок. Деревья, развернув листья светлой стороной вверх, как могли, старались отразить хоть часть небесного огня, буквально давившего всё живое. Время Зноя – тяжёлое время на прекрасной Иноме…
«А дальше будет Время Ливней. И тогда будет по-настоящему трудно». – Вейла, совершенно нагая, выходила из озерка, курящегося паром. Я любовался ей, блаженно улыбаясь во сне.
«Мы выдержим».
«Ты уверен?» – она уже стояла в одном шаге – только протяни руку…
«Абсолютно».
«Основания для такого утверждения?»
«Всё просто. Я люблю тебя, Вейла. Вот и все основания».
Её глаза смотрят в упор.
«Только не смейся над дурочкой… Я тоже люблю тебя, Антон. И ничего не могу с этим поделать. И нет раскаяния во мне, вот что страшно».
Её глаза близко-близко.
«Возьми меня сейчас».
…Она приближалась медленно, бесшумно ступая босыми ногами. Шаг… ещё шаг… и ещё шаг… Вот сейчас она остановится и скажет – «тии ктоо?»
– Где твоё платье? – пробормотал я и вдруг осознал, что это не сон.
– Платье? – она уже стояла в одном шаге – только руку протяни. – Зачем оно сейчас?
Ещё шаг, и она оказалась на диване. Её гибкое тело излучало жар, но не обжигало – таким бывает тело больного с высокой температурой.