– Готово, – снял ладонь с моего лба Сойка. – Как ощущения?
Прислушалась к себе. Боль еще присутствовала слабой тенью на грани сознания. Тело ломило, словно после дня изнурительных тренировок, чувствовалась слабость, но жить было можно.
– Сам вижу, что умирать не собираешься. – Он отошел к рукомойнику, щедро намылил руки мылом и долго смывал, не жалея воды.
Я снова села на кровати, голова отозвалась легким звоном, но боль не пришла.
– И долго я валялась?
– Солнце только зашло, – отозвался от рукомойника Сойка.
Дверь в избу распахнулась, на пороге появился Отшельник. Бросил быстрый взгляд в мою сторону, и облегчение, промелькнувшее в его глазах, приятно согрело душу.
Северянин прошел в комнату, скинул плащ. В печи уютно гудело пламя, и в комнате было довольно тепло.
– Как ты?
– Нормально, – пожала плечами я.
– Представь, она еще смеет говорить, что нормально! – то ли возмутился, то ли пошутил целитель.
Он закончил плескаться и теперь возился около печи, отодвигая заслонку. По комнате поплыл аромат вареной картошки, рот сразу наполнился слюной, и я поняла, как зверски проголодалась.
– Тогда иди ужинать, если нормально, – позвал Сойка, пристраивая чугунок на столе.
Осторожно встала, привыкая к странной легкости в голове, подошла к столу.
– А что произошло? – поинтересовалась я, катая в руках горячую картофелину.
– Да ничего особенного, сущие пустяки, – остался верен своему язвительному тону Сойка. – Взрывом от сработавшей ловушки разнесло полдеревни. Уцелела лишь пара домов на окраине. Тебя впечатало в забор и привалило сверху. Меня протащило по улице, а Отшельника закинуло в чей-то двор.
Я нервно сглотнула. И есть мне сразу расхотелось.
– А почему…
– Щиты, Айрин, – устало пояснил Отшельник, – я их поставил на тебя прошлой ночью.
Поставил, как только понял, кто я.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я.
– Это тебе спасибо, Айрин. – Отшельник поднял глаза, и от его тяжелого взгляда мне стало не по себе. – Ты разрядила ловушку, не мы. И хотя мне безумно хочется тебя придушить за самодеятельность, будет справедливо поблагодарить тебя. Если бы не ты, мы бы не сидели сейчас за столом.
– Вот так, южанка. – Сойка ловко очистил картофелину, макнул в подсоленное масло и закинул в рот. – Я бы тоже присоединился к экзекуции, но обет целителя не позволяет добивать больных. Ты ешь, ешь. Картошка стынет.
Я посмотрела на картошку, обвела взглядом избу. В голове обрела наконец четкость мысль, что мы в той самой деревне, в доме у тех самых хозяев. И… тошнота бодро подкатила к горлу.
– Почему я жива, спрашивать бесполезно?