– Сами в восторге, – криво ухмыльнулся Сойка, затягивая на нем повязку. – Все, жить будешь.
Южанин ощупал повязку на боку, покрутил рукой, поморщился.
– Я сказал, жить, а не гимнастикой заниматься, – предостерег его целитель.
– Я понял, – ответил южанин.
– Как твое имя? – Отшельник переключился с опустевшего места на дороге на незнакомца.
– Имя, ледяной, что листва на дереве. Осень пришла, ветер сдул, весной новый вырос, – ответил южанин.
Он прошел вперед, наклонился над упавшим конем, ласково похлопал его по шее. Тот захрипел, закатил глаза. Я отвернулась и все равно вздрогнула, когда хлопнул одиночный выстрел. Закаркали вороны, срываясь с деревьев. Еще одна смерть, надеюсь, последняя.
– И как нам тебя звать, философ? – Сойка собрал бинты и завязывал мешок.
Мне тоже нужно собираться. Хотелось уйти как есть, но я взяла плащ, достала грязную рубашку из мешка, обтерла меч, а затем брезгливо отбросила испачканную в крови одежду. Есть еще пара запасных, а эту даже стирать не хочу.
– Лист подойдет, – донеслось негромкое.
Взглянула в ту сторону, южанин снимал поклажу с павшей лошади.
– Лист так Лист, – пожал плечами ледяной. – Я – Отшельник, он – Сойка, а это Айрин. Мы сейчас уходим, здесь, кроме смерти, больше делать нечего. Будем не против твоей компании.
Мужчины обменялись долгими взглядами. Да что тут думать! Я бы с радостью убралась отсюда, причем бегом и без оглядки, но…
– Мы их оставим просто так? – спросила я, не глядя на северян.
Сойка страдальчески закатил глаза.
– Хоронить нет времени, – ответил Отшельник, и я была согласна с ним. Каждая лишняя минута здесь тянется вечность.
– Можно сжечь, – предложил вдруг Сойка, – я видел канистру с керосином в сарае.
– Хорошо, – кивнул Отшельник, и у меня отлегло от сердца. Огонь – это не земля, но тоже неплохо. Огонь очистит то, что испоганил некромант.
Пока Сойка ходил за канистрой, Отшельник стащил часть трупов в кучу. Я пыталась помочь, но меня отправили погулять. Южанин стоял рядом с конем – прощался, и в их сторону я старалась не смотреть. Сердце и без того болело, а на душе точно с десяток камней подвесили.
– Я сам. – Лист отобрал канистру из рук Отшельника, щедро плеснул на коня, чиркнул спичкой и поджег. Ярко полыхнуло пламя, побежало дорожкой по камням.
– Идем, – дернул за рукав Сойка, вырывая меня из оцепенения.
Осень горчила на губах, заставляя сожалеть о чем-то несбывшемся и безвозвратно утерянном. Небо затянули серые тучи, даже не верилось, что утром светило солнце. Не сговариваясь, мы перешли на быстрый шаг. Позади черными клубами поднимался дым, и выворачивающий наизнанку запах паленого мяса растекался по округе.