Молодой человек подошел к окну, ему нужно было созерцание слякотного, тоскливого пейзажа, чтобы обдумывать свою теорию. Единственный фонарь освещал парадную улицу, такую пустынную, что одиноко-шатающийся прохожий, державшийся за многочисленные кованные ограждения фешенебельных особняков, казался порождением фантазии, нежели реальным человеком. Пастор провожал его взглядом, мысленно прокручивая все виденное, слышанное и приснившееся за эти неполные сутки. Его жизнь снова наполнилась борьбой, энергией и приключениями, слетела скука, но появилась тревога. Но стремился ли Фрай к той уединенной сельской жизни, которая давала только отрадный отдых? Вовсе нет, ему нравилось балансировать на грани, хотя он от того безмерно уставал. Даже улыбнулся своим мыслям, порой сам себе противореча, это напомнило ему кисейную барышню, которая не может определиться взволнована она от слов молодого человека, или все же обиженна, а когда, наконец, принимает решение, то любимый уже с другой.
Пьяный проходимец добрел до одинокого фонаря, напротив столичного особняка виконта, он вцепился в его железное основание, боясь покатиться на дорожку и уже ползти домой, этого джентльмена раскачивало со стороны в сторону, он махал руками и может что-то кричал. Пастор заломил бровь, с чувством гадливости наблюдая за пьяным джентльменом, в последнем он не сомневался — господин был одет вполне прилично, почему же не захотел добираться назад в экипаже, может от того, что его стошнило бы в карете и запоздалые извозчики не рискнули брать богатого пассажира.
Пастор хотел отойти от окна, предоставив забульдыге решать свои неприятности в одиночку, но его привлекло, что перед господином мгновенно возни силуэт в мантии. Фрай хотел уже открыть окно и крикнуть тому бедолаге — «Спасайся», но тот бы никуда не убежал, да и не выглядел он испуганным, наоборот выдохнул презренному чудовищу свое негодование, да еще схватившись за мантию, и чудовище отступило. Оно не напало на пьяного перехожего, оно отступилось перед ним, брезгливо отряхивая облачение. Джентльмен еще долго ругался вслед престедователю, потом постепенно побрел дальше, хотя должен был умереть. Почему оккультист не напал на беззащитную жертву, оставив его жить, оно ведь не боялось проявлять себя днем в людных местах, распугивая обычных людей, но одинокого путника отпустил?
Пастор задумался, он начал мерить комнату шагами, сон больше не беспокоил молодого человека, всплыли опять легенды и рассказы про жука и вечную жизнь, даже загробную, и с ними явно не вязался пьяный забулдыга. Он ведь даже бы не смог дать достойный отпор, но в мантию вцепился знатно и в пространство для лица высказал все свои претензии и запах перегара у него стоял знатный. Стоп, ускользающая мысль не хотела возвращаться в голову, но она была столь ценна и ее нельзя выпускать из цепких лап размышления. Жертва не была опасна для оккультиста ничем, изрядно приняв на душу хорошую порцию алкогольных напитков. Спирт попал в кровь, заставив джентльмена плохо стоять на ногах. Спирт попал в кровь… спирт в кровь…