– Да про 55 квартиру. Какое еще у нас может быть вранье. Сдохла у нас там молодуха одна. По сравнению с нами молодуха. Лет 50 ей было. Одна она жила. Ни детей, ни псины. Я с ней здоровалась постоянно. Говорю ей, здравствуйте, Анна Григорьевна. У нее отец Гришка-то из-за моей сестры чуть на 7 лет не сел. Была история. А она через раз здоровалась. И знаете так как-то сверху вниз. Так и передайте президенту, что воспитывать надо народ.
– И что случилось с Анной Григорьевной? – спросил Эдик.
– Да то и случилось, что всегда случается – продолжила старушка. – Померла она и никто ее не кликнулся. Ни тебе мобильного, ни дебильного, ни живой души, ни мертвой мыши.
– И что дальше? – спросил Эдик, пытаясь направить словесный поток старушки, изобилующий околопоэтическими метафорами, в нужное русло.
– Да ни то и не се. Померла она, и тихо все. Никто не знает. Но здесь-то не кладбище. День прошел, второй, да и третий, а запашек-то пошел. Сама нюхала. Пахло по великому. Шинель номер 5 рядом не висела. Вызвали слесаря – он пьян, вызвали электрика – не трезвее, вызвали участкового – он само собой там же. В общем, звали многих. Уж не знаю, кто там вызвался добровольцем, но пришел мужик с носилками и топором. Откупорил дверь, мы зашли. Смотрим, разлюбезная наша Анна Григорьевна лежит и тухнет. Вид не очень, а запах – до небес и выше. Тут откуда-то взялись две бляди в коротких юбках и противогазах, схватили нашу Анну Григорьевну за то, что от нее осталось, разложили на носилках и утащили. В общем, насмотрелись мы. Даже не знаю, откуда эти институтки взялись. Так президенту и передайте.
– А причем здесь пять трупов? – спросил Эдик.
– Так ведь не было никаких трупов, – продолжила старушка с еще большим энтузиазмом. – Это все коротконожка придумала.
– Что за коротконожка? – спросил Эдик, когда почувствовал, что без вопросов продолжения не будет.
– Та самая – ваша, – с готовностью ответила старушка. – Приехала тут через два дня. Вся в косичках. Привела мужичину с камерой. Репортаж она снимает. "Для телевидения" – сказала. А историю она заранее придумала. До чего ж у людей фантазия падка на недоразумения.
– И что она придумала? – спросил Эдик.
– Да бюллетень какой-то. Носилась тут по двору. Даже меня просила интервью дать, как самую зверскую очевидицу. Я спрашиваю, что говорить-то. А она мне текст сует на бумажке. А я-то читать без очков никак. Так она мне сама прочитала, – старушка вытянула лицо, передразнивая журналистку, – «Анна Григорьевна была очень религиозна. Что, мол, ходили к ней какие-то странные монахи, явно не нашей церкви, и что слышала я пение из их квартиры на непонятном языке, причем на очень отвратительном. И что жило в той квартире 5 человек, и что исчезали они каждый год по одному, пока все не исчезли». Я отказалась говорить всю эту суету, хотя мне и предложили деньги. 1000 рублей мне предложили, но с условием, что я прочитаю все без запинки и от души. Если дадите 1000 рублей, я вам скажу, почему я не согласилась.