Здания были наполовину разрушены, не хватало учебных корпусов, и жилых тоже. Нередко студенты варили кашу прямо на улице, около корпуса, на костре. Складывали несколько кирпичей углом, чтобы чугунок пристроить. Парни с мехфака чинили керосинки, которые находили на развалинах. Находили примусы, только их не чинили, они сами были горазды взрываться. По рукам студентов ходил затрепанный журнал «Огонек». На обложке развалины главного корпуса и надпись: «Из груды развалин, из пепла пожарищ мы восстановим тебя, милый Воронеж». Администрация была вынуждена младшие курсы отправить временно в район, вот как раз агрофак и плодофак туда и поехали, в корпус какого-то училища… Там было даже теплее, из учхоза возили овощи, раз в день бесплатно кормили.
А что? Если сжать зубы и не замечать грязи, лишений, то учеба была самым простым делом.
Граня получила кличку «демобилизованная», это пошло еще со вступительных, где она гордо садилась за первый стол. Записывать за преподавателем «демобилизованная» умела. Она сидела всегда за первым столом, с плотно сжатым ртом, с абсолютно прямой спиной, иногда вскидывая голову на доску. Она была тем самым человеком, для кого вели речь все преподаватели. Именно на нее смотрели, к ней обращались. Первая же сессия доказала – Гранины лекции читаются, их разбирают все, и за ними вставали в очередь. А как же она сама? Так память же феноменальная, с первого раза запоминала всю лекцию. Памятью была в Богдана, который помнил размерность подвижного состава наизусть.
Гранина группа уехала, а те, что не уехали, вкалывали на восстановлении после занятий. Досталось и Гране – попозже. Экзамены у «бывшей летчицы» прошли на четыре и пять.
Отмечать первую сессию пошли в город. Институт располагался на окраине, среди полей и дубрав. В город – значило идти по трамвайным путям пешком больше часа, линию только ремонтировали – идти через опытные участки, мимо стадиона, по центральному проспекту и заворачивая к мосту. Восстановленный мост торжественно парил в воздухе, поблескивая нарядными арками. Это был не просто мост с правого берега на левый, это был символ того, что новая мирная жизнь берет свое. Это было воплощение сожженной страны, которая назло всем смертям поднимается и сияет. «Нет, – думала Граня, едва шевеля губами, притопывая ботами, ежась от ветра. – Нет, не все пропало в моей жизни, ведь я и здесь причастна к большому делу…»
– Большое дело, – эхом подхватил ее мысль парень с мехфака. – Теперь все видят – город выжил. А вы… Вы нездешняя?
Граня обернулась. Она часто видела изумление на обращенных к ней лицах. Точно было ее лицо ярким прожектором и люди сразу слепли. Но что, интересно, нашел в ней этот?