На какое-то время Штауффенберг оцепенел.
– Вы решились позвонить? Не опасаетесь?
– Что нагрубите и швырнете трубку? Не боюсь. Тем более, что вскоре нам придется повидаться. Но тогда у нас уже будет иной, официальный разговор. В то время как сейчас есть возможность наслаждаться дружеской беседой. Исключительно дружеской. Один вопрос: почему вы все еще копошитесь в своем «логове заговорщиков», как теперь именуют Бендлерштрассе во всех остальных штабах?
– Потому что выполняю свой долг перед Германией.
– Кто бы мог подумать? – металлическим лязгом проскрежетал насквозь проржавевший бас штурмбаннфюрера. – Чем же тогда занимаемся все мы, не удостоившиеся быть причисленными к сонму ваших единомышленников? Нет, вы говорите, полковник. Чем тогда занимаемся, перед кем выполняем свой долг все мы, тысячи генералов и офицеров? Перед Абиссинией? Перед Берегом Слоновой Кости?
На фоне задумчивой тоскливой мелодии, доносившейся откуда-то из-за океана, из охваченного безмятежностью вечного карнавала страны, смех «первого диверсанта империи» звучал особенно зловеще.
– Ответ вам известен не хуже, чем мне, господин штурмбаннфюрер. Несмотря на то, что вы – эсэсовец.
– «Эсэсовец» – это было сказано для того, чтобы я почувствовал свою ущербность? Ах да, все эсэсовцы, тем более – высокопоставленные, занесены в ваши «ликвидационные списки».
– Так диктует вам логика эсэсовца. Но у нас нет таких списков. И никогда не будет. Ради этого мы и пытаемся избавить страну от гитлеровской тирании, от фашизма.
– Но списков-то почему нет? – совершенно искренне недоумевал Скорцени. – Вы меня удивляете, полковник. Как же вы собирались избавлять Германию от тирании и фашизма, от Отто Скорцени с его фридентальскими коммандос, – прибытия которых я, кстати, ожидаю, томясь разговорами с вами, – не имея конкретного плана действий и «ликвидационных» списков?
– Значит, вы не прибыли сюда только потому, что под вашим командованием нет надежной роты-другой солдат… – ухватился Штауффенберг за эти слова Скорцени, как за разгадку бездействия СД и гестапо.
– Привычка подвела, полковник. Я привык доверять своим фридентальским курсантам. Особенно в такие блаженственнейшие минуты. Но меня действительно интригует: почему, имея столь зубодробительный кулаж путчистов, такой влиятельный круг единомышленников и столько войска, вы не удосужились захватить ни один жизненно важный пункт в Берлине и окрестных городах? Не произвели решительно никаких арестов?
– Это уже допрос?
– Бросьте, полковник, – шутливо остановил его Скорцени. – Какой допрос? Можем же мы поговорить как штабист со штабистом. Особенно если учесть, что любой заговор, где бы он ни возникал, представляет для меня, в силу известных вам причин, сугубо профессиональный интерес.