– Уже волнуется? Интересно. И что он?
– Они там, у себя в СД, уже знают, что центр заговора здесь, – постучал пальцем по столу. – Нам еще очень повезло, что они поздновато разобрались.
– Что свидетельствует о том, что никто из знавших о «Валькирии» людей не поспешил с доносом.
– То ли о том, что те, кому надлежало знать, как, например, Гиммлер, давно знали о нас. Обо всех. Поименно. И выжидали. Но теперь уже не признаются. А что касается всех остальных «наших»… так ведь каждый понимает, что заявлять о соучастии в гестапо – все равно, что являться на эшафот со своей веревкой. Не рассчитывая на крепость той, что в руках палача.
– Довольно образно, – согласился Мерц фон Квиринхейм.
За то недолгое время, которое он знаком с этим полковником, Штауффенберг ни разу не видел его взволнованным или расстроенным. Он вел себя как механическая кукла. Ничто не угнетало и не вдохновляло его. Все, что происходило вокруг генерала Ольбрихта, он воспринимал с совершеннейшей серьезностью, пропитанной такой же совершеннейшей невозмутимостью. Возможно, поэтому и нравился Штауффенбергу. Поскольку сам он в последнее время с трудом владел своими эмоциями и переживаниями.
– И что же понадобилось от нас «обер-диверсанту» СС?
Появился фон Хефтен, вежливо извинился и, стараясь быть как можно незаметнее, убрал со стола чашку и бумагу с крошками, оставшимися от бутербродов. Вновь извинился и вышел.
– Интересовался нашим самочувствием.
– Уж не собирается ли он похищать нас, как Муссолини?
– Теперь мы по крайней мере знаем, кто придет по наши души. И еще – дал полезный совет.
– Любопытно.
– Пустить себе пулю в лоб.
– Не оригинально. Тем не менее… Вам не кажется, что именно ради этого совета он и позвонил? Если бы к прибытию его людей Фромм вместе со штабом расстрелял сам себя, это избавило бы фюрера, Гиммлера и прочих от излишних объяснений и откровений офицеров, которые отчаялись еще до покушения на фюрера.
– Резонно.
– Может, заглянем к Ольбрихту?
– Зачем? – усомнился Штауффенберг.
– Следовало бы доложить.
– Думаете, Ольбрихту не все равно, кто именно придет по его душу?
– Как знать.
– В любом случае не стоит. Нервы и так у всех напряжены. Ольбрихт, как и Бек, все еще предпринимает усилия, чтобы изменить ситуацию. Будем считать, что у нас со Скорцени состоялась обычная беседа двух знакомых офицеров. А потому просил бы вас, полковник…
– Поскольку это частный разговор… – развел руками Мерц фон Квиринхейм. – Щадить нервы – последнее, что мы еще способны сделать друг для друга.
В наступившей паузе они оба смотрели на телефонный аппарат, ожидая очередного сюрприза.