Несмотря на наследственную привычку к проволочкам, Хассим не смог более выносить нерешительность Белараба. Конечно, важные вопросы подобает обсуждать много дней, на каждом свидании повторяя те же самые требования и выводы и получая те же уклончивые ответы. Государственным делам должны сопутствовать достоинство и медлительность, как если бы само время покорялось силе и мудрости правителей. Так всегда поступают посольства, и величавое терпение — необходимое качество посланника. Но теперь положение было настолько критическим, что Хассим не мог выносить этих проволочек. Следуя вместе с сестрой за свитой благочестивого Белараба, он, правда, не изменял традициям вежливости и внешней сдержанности, но тем не менее нередко испытывал минуты гнева, тревоги и отчаяния. Дело шло о его друзьях, его будущем, судьбах его родины, а лагерь Белараба продолжал бесцельно блуждать по лесам, как бы отражая колебания правителя, переменчивого и неверного, как сама судьба.
Часто в ответ на свои долгие речи, которые Хассим держал ежедневно, он слышал только одно слово: «Хорошо». Соратники вождя обращались с Хассимом почтительно, но женская половина лагеря, потакая капризу молодой жены Белараба, выказывала изгнаннику и его сестре явное недружелюбие.
Эта женщина, добрая и кроткая со своими подчиненными, совершенно потеряла голову и в простоте сердечной бредила богатствами, которые достанутся ей с разграбленной яхты. Что ценного мог предложить ей Хассим, этот странствующий бедный чужеземец? Ничего. Все разговоры о богатстве его далекой родины — только пустые сказки изгнанника, ищущего помощи.
По ночам Хассим должен был выслушивать тревожные речи Иммады, единственной спутницы его жизни, его родной сестры, храброй, как мужчина, но впечатлительной, как настоящая женщина. Когда лагерь великого Белараба погружался в сон и огни костров превращались в тлеющую золу, Иммада шепотом передавала ему свои опасения. Хассим спокойно утешал ее. Но и он был родом из Ваджо, где люди храбрее и сообразительнее, чем остальные малайцы, и обладают и большей энергией, и большим душевным пылом. Наконец Хассим потерял терпение и как-то вечером объявил своей сестре: «Завтра мы оставляем этого безголового правителя и возвращаемся к нашему белому другу».
На следующее утро, предоставив свите Белараба идти прямой дорогой к поселку, Хассим и Иммада пошли своим собственным путем, — маленькой тропинкой, тянувшейся между джунглями и расчищенными полянками. Их сопровождало двое воинов Хассима, уроженцев Ваджо; и потому принцесса Иммада могла, когда хотела, пользоваться носилками, как это в обычае у высокородных дам ваджского народа. Иммада, привыкшая к скитальческой жизни, предпочитала идти пешком, но время от времени, из уважения к чувствам своих спутников, она позволяла им нести себя. Утром они прошли большое расстояние, и Хассим рассчитывал еще до вечера добраться до лагуны, неподалеку от места стоянки «Эммы». В полдень они отдыхали в тени на берегу лесного пруда, и там-то их и встретил нежданно — негаданно Джафир.