— Имеются... брат у меня...
— А чем он занимается?
— Робит на постройке. Плотником.
— И сейчас, — подчеркнул следователь слово «сейчас», — он там работает?
— Угу! — промычал Феклин, тряхнув головой.
— Ладно, — махнул рукою следователь, и Феклина увели.
Ни Василий, ни Филька, которых следователь тоже отпустил домой, не поняли, при чем тут брат Феклина, работающий плотником где-то в городе, и почему рыжий явно обеспокоился, как только следователь спросил его о брате. Оба в тот же день вернулись домой и вошли в горячую жизнь полей и всего, чем наполнены были те дни в коммуне.
1.
Влас немного лукавил, когда говорил соседям по работе, что он на проценты не шибко горазд считать. Он хорошо знал счет процентам и, вызвавшись нажать на свою работу так, чтобы вместо одного урока один с четвертью вышло, хорошо понимал, что это выйдет сто двадцать пять процентов задания.
Эти сто двадцать пять процентов он показал в первую же пятидневку.
Вечером, накануне выходного дня, на красной доске впервые появилось имя Власа. Он не заметил бы этого, но Андрей задержал его по окончанию работы и подвел к доске. Белые буквы четко сияли на красном поле. Белые буквы показались Власу незнакомыми.
— Вот, видишь, — посмеиваясь лукавыми глазами, сказал Андрей, — отличился ты. Если продержишься на таких процентах, крепким ударником покажешь себя. Поздравляю.
Скрывая вспыхнувшую в груди гордость, Влас внешне равнодушно ответил:
— Я работы не боюсь.
— Об этом никто не спорит. Кабы боялся, так не выгрохал бы сто двадцать пять!
Савельич в бараке встретил Власа широкой улыбкой:
— Ага! Прописали тебя на красное! Заслужонный ты теперь, Медведев! Можешь домой, парню своему, отписать: мол, на красной доске тятька, не как-нибудь!
— А зачем я стану им туда писать?
— Чудак! А как же! Им, думаешь, не лестно будет, что у тебя такая положения? Этим, дорогой мой, надобно дорожить.
— Никогды я работой не хвастался, — похвалился Влас.
— Хвастаться и не надо. Напиши рядышком с поклонами, а то и пониже, вот и все.
Савельич лукаво посмеивался. Но смех его не обижал Власа. Смех этот был добродушен и ласков. И Влас в этот вечер, как никогда, почувствовал себя хорошо в бараке, вдали от дома и семьи.
Просыпаясь на следующее утро и с удовлетворением сознавая, что день этот принадлежит целиком ему, Влас обдумывал, что бы ему предпринять в свободное время. И словно отвечая на его мысли, Савельич крикнул ему со своей койки:
— Проснувшись? Ну, добре! Слышь, давай мы с тобой седни в баньку спутешествуем! Люблю вольготно попариться. Пойдешь?