Более того, только «через три дня после того, как часть II была завершена», Фишер «получил и впервые увидел „Математическую психологию“ профессора Эджуорта», и хотя кривые безразличия, направления предпочтений и прочее мы справедливо связываем с именем Эджуорта и никого другого, мы имеем полное право вспомнить это утверждение Фишера для того, чтобы сформировать понятие об умственных способностях нашего покойного друга. Он отталкивался от трудов Джевонса, Аушпица и Либена, он опирался на них. Но субъективно он сделал куда больше, чем просто переформулировал, упростил и проиллюстрировал теорию Вальраса.
Зато никто не оспаривает права Фишера на его достижения в области, которую я за отсутствием лучшего термина назову теорией полезности, если только читатель не позволит мне употребить мой собственный термин – теория экономического потенциала. Мне необыкновенно сложно выразить то, что я хочу сказать об этом его достижении, и не только из-за нехватки места. Сегодняшнее состояние этой области науки не позволяет мне сформулировать свои мысли так, чтобы не быть неверно понятым. Прежде всего достижение Фишера было любопытно двуликим. Давайте рассмотрим два его лика по отдельности.
Один лик напоминает нам о Парето. За восемь (как минимум) лет до того, как Парето отрекся от понимания полезности как психического явления (а также величины), Фишер во второй части «Математических исследований» предвосхитил тот ход рассуждения, который после Парето развивали Бароне, Джонсон, Слуцкий, Ален и Хикс, Джорджеску и, наконец, Самуэльсон. И финальная полезность Джевонса, и множества безразличия Эджуорта покоились на исчислении удовольствий и страдания Бентама (или Беккарии), и Эджуорт всеми силами старался не просто выразить свое почтение утилитаризму, но и подчеркнуть преемственность, указав на «едва заметное возрастание удовольствия». Фишер писал в предисловии, что «полезность должна иметь определение, которое свяжет ее с позитивными или объективными товарными отношениями». Но во второй части книги он пошел еще дальше. Исследовав то направление, которое открывается, как только полезность каждого товара начинает пониматься как функция количеств всех товаров, он получил результаты (не полностью изложенные в § 8 главы IV), которые навели его на мысль вообще отказаться от любого вида полезности: оставшееся после исключения полезности понятие не имеет никакой психологической коннотации и содержит зачатки всех составных частей аппарата, который зародился благодаря Парето. Хотя Фишер и не пользовался этим термином, он был предком теории логики выбора. На страницах его книги есть даже мелкие подробности этой системы, такие, как вопрос интегрируемости, которым суждено было впоследствии породить немало дискуссий.