Хрип второго убийцы смолк, тело с ножом, почти по рукоять воткнутым в горло, бессильно ударилось о пол.
Кайлеан взглянула на Саинхе: у женщины было каменное лицо, глаза спокойны, руки недвижимы. Совершенно как если бы произошедшее ее не касалось. Даг появилась сбоку, обвешанная оберегами, ракушками, костьми и перьями. Выглядело так, что она собрала в путешествие чуть больше чем всего лишь «пару мелочей».
Где-то в замке кто-то вопил голосом, полным безумного ужаса.
– Что дальше?
– Ступайте за мной, если хотите жить, – сказала служанка.
* * *
Тропинка вывела на небольшую полянку, посредине которой стояла странная конструкция, что-то среднее между низким домиком и куренем-переростком. Кайлеан остановилась, глубоко вздохнув. Сделала это столь естественно, словно нюх был ее оружием чуть ли не с рождения. Мех, сырая земля, гнилое дерево, слабый запах лиса. Никаких людей давным-давно.
Подала знак – и Дагена выехала из кустов, ведя за уздечку коня Лайвы. Пора отдыхать.
Сперва они внимательно осмотрели курень. Два матраса, пол, выложенный плоскими камнями, угасший очаг. И – Кайлеан почти пискнула от радости – запас сухих дров. На открытом пространстве они не рискнули бы развести огонь, но внутри строения, из дров, вылеживавшихся как минимум с прошлой осени, – это совсем другое дело.
Начали обихаживать коней. Вдвоем, поскольку Лайва после бегства из замка вела себя так, словно ее долго и крепко лупили по голове. Смотрела перед собою неподвижным взглядом, а с лица будто пропали все признаки жизни. На задаваемые вопросы отвечала – если вообще отвечала – лишь шепотом, а о том, кто такие нападавшие, откуда они взялись и чего хотели, не промолвила и слова.
Но вела их путями, которые они сами не сумели бы отыскать.
Корма для коней было мало – едва-едва полмешка, который они прихватили, выезжая из конюшни, и совсем ничего для себя. Несколько дней люди выдержат, и жуя один ранний весенний щавель, но потом, особенно в горах, голод примется вытягивать из них силы с молниеносной скоростью. Но с пустыми животами кони не проедут слишком далеко, и, если не будет оказии добыть для них немного овса, придется животинок расседлать и отпустить, надеясь, что они попадут в хорошие руки. Особенно это касалось благородного скакуна Дагены и тяжелого коня Лайвы, потому что горный пони Кайлеан уже набивал желудок молодой травкой. Она вспомнила шуточку насчет того, что эти коньки – родственники козам: жрут все, всюду забираются и только что молока не дают. Существовал шанс, что удастся сэкономить на нем корм. Когда они закончили заниматься лошадьми, Кайлеан указала Дагене на дворянку: