«Мы слишком растянуты», – подумал он, стискивая зубы и упираясь посильнее.
А потом все сломалось.
В середину строя ударили сперва две колесницы, а после, когда уже казалось, что они удержат линию, – еще три или четыре, одна за другой, и строй соединенных друг с другом щитов внезапно треснул, шеренга поддерживающих их пехотинцев опрокинулась, некоторые крюки выскочили из колец, и образовалась дыра.
В нее тотчас ворвались всадники с саблями, топча лежащих на земле Фургонщиков и бросаясь сразу же на последний ряд обороны.
Ошибка. Если бы в атаку шли носящие кольчуги Наездники Бури на одоспешенных лошадях или будь эта пехота менее отчаянной, четырехугольник рассыпался бы во все стороны, а конница выбила бы бегущих в несколько мгновений.
Но это были легковооруженные лучники всего-то в набивных кафтанах или – самое большее – в кожаных панцирях и шлемах, а напротив них стояла стена железа и стали. Несколько сотен пик, рогатин и гизарм склонились, и страшный бронированный еж двинулся в атаку, клюя, коля, стягивая всадников с седел. Через миг лишь несколько наиболее наглых кочевников противостояли Фургонщикам, рубя саблями древки, но, прежде чем человек успел бы преодолеть сотню шагов, они бежали или были убиты.
Открывая дыру в строю ярдов в тридцать шириной.
И триста конных лучников, стоящих строем со стрелами на тетивах в какой-то сотне шагов от верданно.
Они выстрелили. Сразу, едва лишь сбежал последний из штурмующих, выпустили триста стрел, летевших прямо и быстро. С такого расстояния даже хорошая кольчуга, укрепленная надетым на нее набивным кафтаном, не всегда поможет, тем паче что стрелы летели одна за другой, каждый удар-другой сердца, неостановимым, убийственным градом.
Где-то в стороне командир пехотинцев орал надсадно:
– Щиты! Поднимайте щиты! Быстрее, уроды!
Рук’херт смотрел, как щитоносцы начинают вставать так, как их учили: «Если конница разорвет строй и ты упадешь, укройся под щитом и жди, пока остальные справятся, а потом вставай и выстраивайся в линию». Но все это происходило слишком медленно, словно ошеломленные люди двигались в густом сиропе, – а может, это ему лишь казалось, потому что стрелы продолжали врываться в дыру шумящей, мощной волною, и все вокруг словно замерло. Шеренга пикинеров, не заслоненных щитами, шаталась и падала, и прежде, чем восстановили линию, прежде, чем арбалетчики подскочили к отверстиям и угостили кочевников градом собственных стрел, почти половина Фургонщиков выронили оружие, сгибая ноги.
В десять – двенадцать ударов сердца четырехугольник получил сотню убитых и тяжелораненых, а шеренга его дрожала и колыхалась. К тому же они слишком долго стояли на месте, и фургоны успели раствориться в густой пыли.