Точно таким же музыкантом был Знаев-старший целых пять лет. Тоже – не попадал в ноты, но не знал сомнений.
Пока слушал сыновнее творение в третий раз – пришла она, хмельная, возбуждённая. Может, ещё более хмельная, чем он сам.
От её волос исходил слабый запах ацетона.
Присела возле него, не включая свет, молча поцеловала – и сразу ушла бесшумно. В любое время года ходила по дому только босиком.
Он почти заснул, одновременно дожидаясь, когда её друзья свалят в ночь, оставив их вдвоём, но друзья были стойкими ребятами и ушли только под утро.
Он слышал, как она прощалась с каждым, как обещала одному обязательно позвонить, другому – прислать чей-то электронный адрес, а третьему – вернуть триста рублей при первой же возможности.
Он лежал, сопел, прислушивался, изнывал от ревности и нетерпения, пелена то сдвигалась, то раздвигалась, подобно театральному занавесу, и когда Гера, наконец, прибежала и забралась к нему под простыню – обнял, прижал к себе так сильно, как только мог.
– Ты пьяный, – прошептала она.
– И ты.
– Как прошёл день?
– Отлично, – искренне ответил он. – Это был один из лучших дней в моей жизни.
– Расскажи.
– У меня есть второй сын. От женщины, про которую я давно забыл.
– Ты видел его?
– Нет. Завтра увижу.
Она вздохнула. Знаев уловил недовольство, даже печаль. Он сомневался, надо ли сообщать ей о своём новом статусе внезапного папаши, – но решил рассказать. Он всегда обо всём ей рассказывал. И ни разу за всё время не соврал, даже в мелочах. Это было главным. Это скрепляло их союз. Не восхищение перед нею – умной, самостоятельной, уверенной и очевидно талантливой, – не физическое влечение, не любовь даже. В первую очередь – абсолютное доверие. Ему казалось, что, если он унизится до лжи или, хуже того, до умолчания, хотя бы в самой мизерной детали, – всё тут же закончится.
К счастью, это продолжалось. И усиливалось даже.
– Я видел фотографии, – сказал он. – И слышал голос. Он – моя копия.
– А его мать?
– Хипстерша средних лет.
– Интересная?
– Может быть. Я не рассматривал.
– Ты действительно её не помнишь?
– Уже вспомнил. Ради такого дела пришлось даже навестить старого приятеля. Товарища тех лет. И разругаться с ним.
– Из-за той девушки?
– Нет. Старые приятели – старые обиды… Ничего особенного. Я ему задолжал.
– Ты будешь помогать сыну?
– Не знаю. Я, наверно, уеду. Со всех сторон прижало. Пора сваливать.
– Надолго?
– Как получится. Тянуть больше нельзя. Сама видишь, в кого я превратился. Кухонный приживала. Штаны, мотоциклетный шлем и зарядка для телефона. Называется – «печальный коммерсант».