– Мой Уэстли больше не дышит.
Опять ошибся, понял Феззик: эта бездна без дна. Он машинально схватил бездыханного вожака, перетащил на свою лошадь – глянуть, как его спасти…
…но пока тащил, перегруженная лошадь остановилась. А что ей было делать? Путь преградила древесная стена…
…и из раны Иньиго хлестала кровь…
…и Уэстли никак не желал вздохнуть…
…и Лютик не отводила от Феззика взгляда, и лицо ее сияло надеждой, что из всех существ, топающих по земле, только он, Феззик, спасет ее возлюбленного, и тогда ее сердце перестанет рваться на мелкие клочки.
В эту героическую минуту Феззик понял, чего ему хочется больше всего: до скончания веков сосать палец. Но поскольку шансов не было, он ограничился чуть менее радикальным поступком. Он сочинил стих.
У Феззика драма, мама-да-рама,
Мозги у него прокисли.
В башке у него куча хлама,
Так как все хотят, чтоб он мыслил.
Шедевр, спору нет, если учесть, что у него тут два полутрупа на застопорившейся лошади, а принцесса рыдает, надеясь на чудо. Хм… Феззик сменил размер, – может, так выйдет что-нибудь толковое.
Рослый Феззик, ты в тупике,
Она плачет – не в этом суть.
Ты заплутал (и сам виноват),
Но о раненых тоже забудь.
Феззик, ты теряешь нить,
Ты дурень и мужлан.
Тебе ведь надо сочинить
Условно дельный план.
Феззик отважен, Феззик мудрец,
Феззик – всеобщий любимец,
Феззик, кто…
Кто именно – затеряно в веках.
Ибо в этот миг поэтического вдохновения острый как бритва железный наконечник стрелы принца Хампердинка разодрал одежду Феззика на пути к его большому сердцу…
Увидев, что беглецы свернули не туда, принц Хампердинк понял, что их прищучил. Обернувшись к Еллину, Главнокомандующему силами охраны правопорядка города Флоринбурга, он прижал палец к губам. Еллин поднял руку, и пятьдесят громил Погромной дружины слегка придержали коней.
Густеющий лес заливала чудесная лунная желтизна. Хампердинк поневоле залюбовался этой красотой. Лишь флоринские деревья умели хоть ненадолго отвлечь его от кровожадной охоты. Где еще на земле растут подобные деревья? Нигде, решил Хампердинк; положительно нигде. Деревья эти – вселенское сокровище.
Пока принц наслаждался минутой созерцания, Еллин жестом велел Погромной дружине перестроиться к атаке: душители сюда, поножовщики туда, костоломы по центру.
Принц свернул за последний поворотец, и глазам его предстала полуживая картина смерти, роскошно обрамленная прекрасными деревами. Его беглая невеста рыдает, а двое мужчин коченеют в объятиях великана на брыкливой лошади.
– Вот досада, – сказал себе Хампердинк. – Надо было королевского художника прихватить.