Назначили дату отправки Мартина в Афганистан. Пока он проходил военную подготовку, они с Поппи ещё воспринимали её как злокачественную опухоль, которую чувствуют, но не говорят о ней, втайне надеясь, что рассосётся. Но этот день наступил раньше, чем они ожидали; удар был таким сильным, что оба не могли дышать. В каждой фразе бурлил невысказанный гнев, и любое слово, любое действие давалось с трудом. В последние несколько недель между ними установилась неловкая формальность: оба так старались уйти от темы, что она стала чем-то вроде плотины, останавливающей свободный поток слов.
Мартин знал, Поппи старается держать себя в руках, чтобы и последний вечер вместе стал особенным. Она купила бутылку вина, вымыла голову, надушилась. Мартин был благодарен ей за мудрое решение сменить гнев и отчаяние на спокойное принятие действительности. Но ничего не вышло.
Их ссоры были такими редкими, что Мартин мог пересказать каждую, слово в слово. Несколько недель спустя, пожалуй, забыл бы, как всё началось, но вспомнил бы, чем закончилось и что они друг другу сказали.
Мартин был отнюдь не счастлив. Испуганный, нервный, он отдал бы сейчас что угодно, лишь бы не собираться туда, куда он ехать не хотел. Его жена впервые так резко обозначила свои страхи, и на душе у него сделалось совсем паршиво.
Он хотел упасть в её объятия, запустить руки ей в волосы, ощутить тепло её тела. Он хотел молить у неё о прощении.
Если бы он только смог объяснить всё как следует, сказать, что теперь слишком поздно ссориться, нужно ехать… если бы он только закричал: не нужен ему этот чёртов Афганистан, вообще не нужно никуда от неё уходить! Но, пока Мартин подбирал слова, она, обвив себя руками, исчезла в ванной. Он прошёл в тёмную комнату, опустился на диван. Царапая ладони о двухдневную щетину, Мартин ждал, пока жена наденет ночную рубашку и заберётся в постель, а потом тихо лёг рядом. Они не прикоснулись друг к другу, не пытались даже говорить; он понял, что последняя попытка всё исправить была смыта новой волной отчаяния.
Они провели последнюю ночь вместе на холодном матрасе, далеко отодвинувшись друг от друга. Мартин был измучен, но спать не мог. Он слушал, как Поппи дышит и ворочается во сне, и понимал, что теперь долго не услышит её дыхания, и скучал по ней, ещё не попрощавшись. Напряжение было таким, что воздух словно обрёл вес и давил на них, пытавшихся забыться коротким сном.
Вот какой была эта ночь. Бутылка вина так и осталась стоять в холодильнике, плотно закупоренная. Вымытые волосы Поппи впитали слёзы, которые струились из глаз по носу и подушке. Боль утраты была невыносимой, и оба хотели, чтобы всё поскорее закончилось. Мартин совсем не такой представлял себе их последнюю ночь вместе.