Но вот вечером раздался телефонный звонок, и Витька, захлёбываясь, торжествующим шёпотом сообщил мне со своего нижнего этажа:
— Ура! Нашёл старый бабушкин бинокль. Театральный! Левая трубка не работает… То есть она работает, но только в одну сторону.
— Как в одну?
— Уменьшает!..
— Это нам совсем не нужно: спутник и так маленький.
— Зато другая и увеличивает тоже! Знаешь, как увеличивает!
— Ну, тащи его сюда!
Ровно через три минуты мы с Витькой уже заперлись в нашей ванной комнате и стали разглядывать бинокль его бабушки. Это был очень старинный бинокль. И красивый: сам весь белый, из камня какого-то (Витька сказал, что из перламутра), а ручка и ободки золотые.
Я посмотрел в один глазок — и наша ванна показалась мне маленькой-маленькой, как крышка от белой мыльницы. А посмотрел в другую трубку — и ванна стала огромной: хоть втроём туда залезай! Посмотрел на рыжую кошку Мурку, прикорнувшую на табуретке, — и она показалась мне настоящим рыжим тигром, усатым и страшным.
— Бабушка с этим биноклем в театр ходила!.. — как-то мечтательно произнёс Нытик.
— Подумаешь, в театр! Всякую там ерунду смотрела!.. А мы вот увидим спутник. Понимаешь: искусственный спутник Земли! Твоя бабушка должна быть просто счастлива за свой бинокль, что ему на старости лет выпала такая честь! Понял?
Решено: завтра, в половине шестого утра, мы уходим из дому для научных наблюдений!
14 ноября
Мне казалось, что я всю ночь не спал. Но это было, наверно, не совсем так, потому что мне снились сны. А раз они снились, значит, я всё-таки немножко спал. Мне снились спутники и космические корабли, в одном из которых были мы с Витькой. Какая-то планета хитро улыбалась вверху, словно дразнила нас: «А ну достаньте, доберитесь!» И мы с Витькой стали добираться до неё. Мы совсем уже почти добрались, но нам помешал будильник.
Я протянул руку, чтобы остановить звонкий дребезжащий голосок, но будильника на стуле не было. Вот удивительно: ведь вчера я поставил его именно сюда! А теперь он трезвонил откуда-то с книжного шкафа. Опять чудеса!
Зато рука моя наткнулась на что-то большое, твёрдое и продолговатое. Я быстро зажёг настольную лампу — и Дима сразу заворочался и заворчал на своём диване:
— Эгоизм! Не может в темноте одеться!
Одеться в темноте я, конечно, мог. Но я никак бы не мог разглядеть предмет, лежавший на стуле возле моей кровати. А это был настоящий полевой бинокль! Да, да, бинокль! Такой же точно, как те, с которыми ходят и в которые разглядывают поля сражений разные знаменитые полководцы на картинах и в кинофильмах. Честное слово, я подумал, что ещё сплю. Я подбежал к дивану и тряхнул брата за плечо.