«Первая, кого вспомнил! – удовлетворенно отметила Лиза. – Значит, любит, не забыл через столько лет смерти».
В телевизоре снова слепилось лицо, но уже Фрэнка. Затем с него слетела кожа, за ней – череп. На экране осталась только картинка титанового мозга. Она поворачивалась, открываясь со всех сторон зрителю. Затем чуть ниже появился текст. На экране шло объяснение: где, как и что подключать.
Гарри послушно выполнял наставления отца: подключил к компьютерным останкам родителя микрофон и телекамеру.
«Сколько же прошло лет? – подумал Фрэнк, как только прозрел. − Как же они постарели?! Мои любимые, ненаглядные! Все же удалось еще раз увидеть, а я и не надеялся. Впрочем, смерть настолько необозримо велика или мала… непостижима, что в ней нет места даже понятию: не надеялся. В ней нет места ни для чего… Лиза и Гарри напряжены, чего-то ждут? Контакта, конечно же, общения».
– Здравствуйте, любимые.
– Привет, Фрэнк, – отозвалась Лиза, а Гарри приветствовал рукой.
– Что с Кроном?
– Его осудили на пожизненное заключение, но он отсидел только год… Погиб при попытке к бегству. В газетах сообщалось, что тогда погибло с десяток охранников и десятка три подручных Крона.
– С ним ясно. Это твой дом в Майами?
– Да, – Лиза смахнула с ресниц сверкнувшую каплю.
– Кто эта девушка?
– Моя жена, папа.
– Сколько же лет прошло? Ты совсем вырос, сынок. Познакомь нас.
– Анна,– сама назвалась невестка.
– Вы ждете ребенка?
– Да.
– Моего внука. Вас не смущает, что у него такой дед?
– Уже почти привыкла. Я люблю Гарри, и если его родственники с добром примут меня, то и я отплачу той же монетой… какими бы странными они ни были.
– Понятно. Я думаю, у нас будет крепкая семья, – акустическая система выделила слово: нас и добавила: – Гарри, я тебе дам инструкции, по ним соберешь мне новое тело, механическое.
– Живое не хочешь? – вмешалась Лиза.
– Нет, тела не валяются на прилавках или помойках. Взять − значит вытряхнуть из него чужую душу, а я на убийство никогда не пойду. Значит, мне судьбой прописано ходить в железе и пластмассе.
«Что-то они слишком грустные. Жалеют… Немного следует подлить иронии, сарказма – лучшего лекарства».
– Ты меня из-за этого не бросишь?
– Двадцать лет я умывала слезами мертвый кусок металла, а сейчас на свалку? Ну, уж нет! Гарри, побыстрее его собери, и я поколочу бока глупого муженька.
Лиза, как могла, крепилась, улыбалась, но на щеке блестела свежая дорожка слез.
– Да, мама. Я тебе еще куплю скалку, ей дубасить удобнее, – Гарри ухмыльнулся. – Или железного отца семейства лучше отхаживать ломиком?