– Мы подумаем над вашим предложением,– согласился он, выждав паузу.
– Если решитесь, то считайте, что все службы министерства переходят в ваше распоряжение,– он тоже сделал глубокомысленную паузу.– Нам это выгодно. От сотрудничества с вами наши специалисты получат только пользу.
Вечером, размешивая ложкой сахар в стакане во время нехитрого ужина в номере гостиницы, профессор неожиданно произнес:
– А он хиляк.
Михаил, долгие годы работающий рядом с Семеном Михайловичем, понял, что имеется ввиду холерный вибрион, о котором профессор, не переставая, начал думать с утра до вечера. Все промежуточные встречи, разговоры, любования видами природы и достопримечательностями города, хождение по кабинетам и коридорам являлись вторичными. В действительности, все остальное не имело существенного значения. Главным оставалась, завладевшая умом, проблема, связанная с дезинфекцией холеры. И если, как сейчас, выяснилось, холерный вибрион – хиляк, то не трудно представить, что недалек тот день, когда можно будет с ним справиться. Михаил по своей инициативе, не сговариваясь, уже давно подключился к теме. В середине дня он, выкроив время, посидел в библиотеке, просмотрел несколько книг и справочников и теперь многое знал о жизнеописании, повадках и видах холерных вибрионов, отметив, что для них губительна как кислая, так и щелочная среда. Зная слабые места, можно было начать бороться, а значит со временем и победить.
Последующий разговор ученых напоминал беседу живущих уединенно в горах двух отшельников, которые не тратят попусту лишних слов. Иногда один из них задавал вопрос и не спеша ждал ответа, считая, что времени нет, а есть лишь процесс решения проблемы. На вопрос, заданный утром, ответ после тщательного раздумья нередко приходил во второй половине дня, а то и на следующий день. Среди серии ничего не значащих фраз откровением прозвучало высказывание Михаила, выходящего из душевой с полотенцем через плечо: – Для обеззараживания холерных вибрионов наиболее благоприятно подходит щелочная среда с введением в нее альгологического полиинокулянта.
– Уже поздно,– устало высказался профессор, не желающий дискуссий на ночь глядя.– Направление поиска известно. Чтобы принять окончательное решение, с идеей нужно переспать. Подождем восхода солнца,– немецкая пословица, вспомнил он, гласит,– утренние часы – золотые часы.
После утренних дебатов, во время которых определилось направление поиска дезинфекции холеры, ученые готовы были вести дальнейший диалог с Акбаром Каримовичем. В середине дня, после совещания у замминистра, сотрудники института эпидемиологии и гигиены, оккупировали противочумную станцию, в которой хранились штаммы холерных вибрионов. К вечеру доложили заместителю министерства о готовности к эксперименту. Дело оставалось за главным: подбором альгологического полионокулянта. Семён Михайлович пообещал в ближайшие дни подобрать закваску для дезинфекции холеры и в поисках её два дня колесил по ближайшим окрестностям. Он исходил из того, что не стоит тратить время на поездку в Научный Городок, где хранилась богатейшая коллекция, содержащая многочисленные виды микроводорослей. Природа должна была сама позаботиться о противоядии, которое находилось где-то поблизости от заразного источника. Для решения вопроса требовались всего лишь знания и способность видения. Невыездной не ошибся. Закваска, зеленеющая в грязи и кричащая о своей жизнестойкости, отыскалась. Профессор шел к ней напрямик, не разбирая дороги, оставляя следы от подошв своих туристических ботинок большого размера во влажной почве сомнительного происхождения. На следующий день, в противочумной станции под строжайшим надзором в емкость с водой внесли холерные вибрионы и вслед жизнеспособную закваску. На следующий день эпидемиолог, проводящий эксперимент, сделал заключение, что вода, содержащая миллион холерных вибрионов классического типа в каждом миллилитре, стала чистой. Акбар Каримович, с которым тут же связались по телефону и доложили о результатах исследований, трубным голосом возвестил о новом открытии. Профессор Невыездной на полминуты сделался национальным героем.