Султан-Хуссейн тоже был пьяноват, но не так сильно, как Султан-Мухаммед. Встав на пути Мухаммеда Аль-Кааги и кастильских послов, он упер руки в боки и грозно вопросил:
– Кто такие?
– Послы эмира Кастилии, короля Энрике Второго, – отвечал Мухаммед.
– Какие еще послы? – нагло нахмурился Султан-Хуссейн.
– Они требуют немедленной аудиенции у его величества Тамерлана. Прошу не задерживать! – Мухаммед нарочно вел себя так, будто не узнает Султан-Хуссейна и не знает, с кем разговаривает.
– А ты кто такой? – спросил нерадивый внук еще наглее.
– Я – Мухаммед Аль-Кааги, особо доверенное лицо великого Султан-Джамшида Тамерлана, и еще раз прошу вас не задерживать меня.
– Это с какой же стати?
– Вот моя пайцза!
– Да чихать мне на пайцзу! Никаких таких послов Султан-Джамшид Тамерлан не звал к себе. Ступайте прочь!
От такой наглости у Мухаммеда перехватило дух.
– В таком случае осмелюсь спросить вас, принц Султан-Хуссейн: по какому праву вы здесь распоряжаетесь? Насколько мне известно, получив под Дамаском порцию палок за предательство, вы три года находились вдалеке от государственных забот своего деда. Или его внезапная болезнь так возвысила вас?
– Что-о-о?! Эй, а ну-ка, взять этого дерзкого!
Мухаммед поспешно выхватил из ножен свою кривую саблю и изготовился к бою. Видя это, дон Гомес де Саласар с величайшей охотою обнажил свой кастильский клинок и встал бок о бок с Мухаммедом. Дон Руи Гонсалес, правда не столь охотно, но все же последовал примеру дона Гомеса, а магистр богословия призвал на помощь Пресвятую Богородицу. Запах розового масла, царящий здесь, в преддверии покоев сеньора Тамерлана, воскресил в его памяти один монастырек неподалеку от Толедо, печальное кладбище, где похоронены его мать и сестрица, и дон Альфонсо с грустью подумал: «Неужто это конец?» Впрочем, эта мысль частенько выскакивала в его мозгу в подобных ситуациях, а драка уже началась, и дон Альфонсо с ужасом взирал на то, как несколько нукеров довольно лениво теснят Мухаммеда, дона Гомеса и дона Гонсалеса. Заваруха и дальше бы развивалась не столь оживленно, если бы дон Гомес не проткнул плечо одному из нукеров. Тут уж рукопашная завязалась нешуточная. Мухаммед получил укол острием сабли в шею, дон Гомес ранил еще одного нукера, а дон Гонсалес неожиданно для всех выбил саблю из рук самого Султан-Хуссейна, повалил его на пол и в азарте чуть было не зарубил своим тонким и длинным мечом, если бы не подоспевшая подмога. Воюющую горстку европейцев смяли, обезоружили, крепко схватили. На месте боя появился еще один отпрыск Мираншаха, Сулейманшах. Быстро разузнав, в чем дело, он отдал приказ – испанцев препроводить в их апартаменты и запереть до дальнейших указаний, а Мухаммеда Аль-Кааги за то, что он явился зачинщиком драки, подвергнуть наказанию, всыпав ему полсотни палочных ударов. Султан-Хуссейн ликовал: