Тамерлан сильно опечалился.
– Значит, ломает… – пробормотал он. – Покуда его отец строит, он ломает… Отец… строит… Отец много понастроил. А скажите-ка мне еще, уважаемые послы, вы видели по пути ко мне какие-нибудь совсем необычные строения?
– Что именно имеет в виду сеньор Тамерлан? – снова растерялся дон Альфонсо.
– Ну, к примеру, башни из человеческих черепов.
Дон Альфонсо проглотил от страха язык. В его памяти всплыла одна такая башня на полпути от Султании до Рея[44], стоящая посреди развалин некогда большого селения, которое Тамерлан приказал сровнять с землей за непокорность его жителей.
– Мы видели такие башни, – ответил вместо дона Альфонсо дон Гонсалес. – Они производят впечатление.
Тамерлан неожиданно остался полностью удовлетворен таковым ответом и, обращаясь к своим придворным, громко объявил:
– Дети мои! Взгляните на этих замечательных посланников, которых мой сын, эмир Толедо, самый лучший из всех франкских государей, направил ко мне, дабы засвидетельствовать свою горячую любовь. С этого дня я приказываю считать франков одним из великих народов на земле и благословляю сына моего, эмира Энрике. Дорогие послы, я благодарю вас за привезенные дары, но поверьте, я был бы рад, если бы вы даже приехали с пустыми руками, а только с одним сообщением о том, что мой сын Энрике жив и здоров.
Когда всю эту, столь неожиданную уже, любезность перевели послам, у них закружилась голова от счастья. Они все трое разом вскочили и стали низко кланяться. Дон Альфонсо даже рванулся было облобызать руку великого эмира, но вовремя вспомнил, что у чагатаев это не принято. Тамерлан велел вести послов на холм, расположенный за дворцом. Там, в тени высоких карагачей, уже был расстелен огромный дастархан.
– Ну а теперь мы хотим побеседовать с послом из Китая, – сказал Тамерлан, надкусывая сочный персик.
Глава 11. Тамерлан оказывает прием послу китайского императора
– И это все? – спросил Тамерлан, рассматривая огромную керамическую рыбу величиной с добротного тигрского сазана, расписанную белыми, голубыми, синими и серебристыми красками.
– Она даже не фарфоровая, – сообщил минбаши Джильберге, сопровождавший подарок от китайского императора.
– Каково же ее предназначение? Это сосуд для вина?
– Увы, хазрет, – отвечал немец, – она цельная и ничего нельзя поместить внутри нее.
– Значит, в ней кроется какой-то смысл, – задумался Тамерлан, – Этой рыбой хан Тангус[45] хочет что-то веское сказать мне. Тем более что, кроме нее, не прислал никаких других подарков. Эй, мудрецы! Что может значить эта рыбина?