Придворные задумались вместе со своим государем. Мавлоно[46] Абдулла Лисон предположил, что это, возможно, не просто рыба, а какой-нибудь необычный инструмент – геометрический или астрономический. Другой мавлоно, Алаутдин Каши, высказался за то, что это эталон какой-либо весовой единицы. Окбуга Мирза сделал более простое предположение:
– Китай – это наш будущий улов. Улов – рыба. Хан Тангус хочет показать, что он готов подарить свою империю нам.
– В таком случае он бы прислал огромную глиняную хрюшку, – усмехнулся подошедший в это мгновенье Ахмад Кермани.
– О! Ахмад, ты как раз вовремя, – оживился Тамерлан. – Каково будет твое предположение насчет этой рыбы? Что имел в виду проклятый хан Тангус, посылая мне эту дуру?
– Возможно, что он наслышан о твоих намерениях идти на него войной и остается при этом холоден, как рыба, – ответил Ахмад.
– Я думал, ты скажешь что-нибудь смешное, – разочарованно прогудел Тамерлан.
– Что может быть смешнее этой рыбы самой по себе! – усмехнулся стихотворец.
– Джильберге, – обратился Тамерлан к Шильтбергеру, – понравилось ли китайцам житье в саду Баги-Чинаран?
– Еще как понравилось! – осклабился немец. – Еды и питья им туда были привезены горы и реки, каждому китайцу мы предоставили по наложнице. Три дня они веселились и обливались вином, на четвертый потребовали хорзы, деревьев в саду поломали без счету и так насвинячили, что уж поистине государь у них – хан свиней.
– А как вел себя главный посол?
– Этот с каждым днем становился все более недовольным. На второй день уже не пил вина, на третий стал мало есть, на четвертый принялся ругаться.
– Ладно. За поломанные чинары мы с ними после рассчитаемся. Давайте сюда письмо от хана Тангуса.
Подали письмо, стали зачитывать. Читали медленно, поскольку толмач не умел так быстро, с ходу переводить с китайского, как Мухаммед Аль-Кааги с испанского. По мере чтения Тамерлан то фыркал, то хмурился, то стукал кулаком по колену, а под конец стал тихонько рычать, что совсем уж не предвещало ничего доброго.
Китайский император требовал дани. Он признавал Тамерлана великим властителем, но в довольно резких выражениях напоминал ему, что он всего лишь эмир и обязан платить дань главному восточному ханству, владыкой которого Чжай Цзикань и объявлял себя.
– За сколько, за сколько лет мы там ему задолжали? – спросил Тамерлан, когда письмо окончилось. – За семь?
– За пять, – отвечал минбаши Джильберге.
– Ну, ладно, – вздохнул великий эмир. – Придется извиняться. Ведите сюда этих послов Тангус-хана.
Покуда отправились за послами, Тамерлан еще раз задумчиво оглядел громадную керамическую рыбину и приказал бросить ее в воду фонтана. Двое негров подняли ее на руки, раскачали и на счет три кинули. Фонтан был неглубокий, рыба быстро достигла дна и громко ударилась об него, но не разбилась, а лишь издала гулкий звук. При этом она не повалилась на бок, не перевернулась, а очень ловко села на брюхо. По-видимому, у нее был специально смещен центр тяжести.