Единственное, что их роднило, – это постель.
«Не затевайся, парень», – настойчиво шептал ему внутренний голос.
Во время его самоанализа вернулась Лейла с Сибби на руках.
– Можно я ей дам бутылочку? – неожиданно попросил Джеймс.
Лейла кивнула с непроницаемым выражением лица:
– Конечно. – Передав ему засыпающую малышку, Лейла быстро приготовила смесь.
Джеймсу было не впервой кормить грудного ребенка. У него были племянники и племянницы. Он прекрасно справлялся.
Лейла бесшумно двигалась по кухне, раскладывая еду по тарелкам. Вскоре Сибби мирно засопела.
– Я положу ее в кроватку, – предложила Лейла.
Джеймс осторожно поднялся.
– Позволь, я сам. Не стоит ее беспокоить, передавая с рук на руки.
Лейла последовала за Джеймсом в кабинет, временно служивший детской. Из холла лился приглушенный свет.
Двое взрослых бок о бок стояли у детской кроватки. Джеймс не спешил класть девочку в кроватку. Ее невинность и беззащитность будили в нем чувство собственной значимости и нужности.
На какой-то момент ему вдруг вспомнились крупные руки и хриплый голос, напевающий ирландскую колыбельную. Его отец. Его безответственный отец, похожий на беспечного сказочного героя Питера Пэна. Эгоистичный и безрассудный человек, оставивший любящую жену и семерых сыновей ради какой-то глупой затеи.
Лейла тронула его за руку:
– Что-то не так, Джеймс?
Он вздрогнул, поняв, что его беспокойство заметили.
– Я думал об отце, – неохотно признался он. – Я его почти совсем не помню. Но когда я укладывал Сибби в кроватку, в памяти возник какой-то смутный образ. Я был слишком мал тогда, чтобы что-то запомнить.
– Ты этого не знаешь. Если это твое единственное воспоминание, оно может храниться в подсознании все эти годы.
– Наверное, – согласился Джеймс. Он не хотел думать об отце и уж тем более подражать ему. Если Джеймсу посчастливится создать семью, он постарается стать хорошим отцом. Никогда его дети не будут чувствовать себя обделенными его вниманием и заботой.
Лейла потянула его за рукав:
– Я хочу есть, Джеймс. Положи ее в кровать.
Он нежно уложил Сибби на спинку. Девочка мгновенно перевернулась на животик, поджав под себя пухлые ножки. Не очень удобная поза для сна, но кто он такой, чтобы судить?
В ярко освещенной кухне, без малышки в качестве буфера, им снова стало не по себе. Они с Лейлой не близкие друзья и уже больше не любовники. Они не знали, как себя вести, и молча ели вкуснейшую лазанью. Наконец Лейла нарушила молчание:
– Ты по-прежнему уверен, что хочешь сидеть с Сибби? Если передумал, я не стану относиться к тебе хуже. Нянчить грудного ребенка непросто.