Я попытаюсь, хотя прежде упомяну, что я сегодня в прекрасном настроении. Все утро пела, наводя порядок в своем большом и сыром доме («Summertime», «Oh Happy Days!»), — думаю, вам не надо объяснять зачем. Как бы там ни было, ваша забота меня тронула. Представляю, как вы сидите на диване, закутавшись в плед, и читаете исландский детектив (плед я добавила от себя, чтобы вы не простудились, — видите, я о вас тоже забочусь; кстати, что там с бойлером?), через каждые пятьдесят страниц вспоминая обо мне, и улыбаюсь до ушей.
Заодно кое в чем вам признаюсь. Я вчера тоже весь вечер думала о вас. Это невероятно, но факт. Я радовалась тому, что со мной происходит, но параллельно радовалась — заранее — и тому, что завтра смогу обо всем вам рассказать. Я была с Роменом, но одновременно размышляла, как буду «впаривать» (ну и словечко! сама не знаю, как оно выскочило) вам свою историю. Подобное раздвоение личности случилось со мной впервые в жизни; если задуматься чуть глубже, то возникает вопрос: неужели я согласилась на свидание с банкиром с единственной целью — чтоб было чем вас развлечь? Отсюда логично вытекает и второй вопрос: верно ли, что, деля существование с писателем, ты автоматически подвергаешься риску превратиться в персонаж романа? Может быть, Вера как раз и чувствовала нечто в этом роде? Может, она просто боялась, что вы не в состоянии смотреть на нее иначе, чем через призму литературы? (Я оставляю в стороне других ваших жен, в особенности Пойдем, Котик — вряд ли ее куриный мозг терзали подобные вопросы; счастливая натура…) Как бы там ни было, после вчерашнего я немного лучше понимаю масштаб проблемы, с которой вы столкнулись, Пьер-Мари. Над вами прямо-таки тяготеет проклятие!
С другой стороны, в этом проклятье есть свои неоспоримые преимущества. Если бы мое свидание закончилось катастрофой, одна мысль о том, что мы вместе с вами посмеемся над моей невезучестью, помогла бы мне пережить стыд или огорчение. Кажется, я начинаю понимать, что вы имели в виду, рассуждая о «последнем утешении».
Ладно, довольно пустой болтовни. Приступаю.
Хотя нет, погодите. Прежде я должна объяснить, зачем долгие пять часов вылизывала полы, разбирала коробки с барахлом, пылесосила ковры, намывала туалет и стирала пыль с книжных полок. Сегодня вечером Ромен приглашен ко мне на ужин («Супер!» — сказал бы дневник со Снуппи на обложке). Дома у меня действительно был тот еще бардак, но дело даже не в этом: Ромен признался мне, что у него астма. Мне совсем не хотелось смотреть, как он у меня на глазах сипит от удушья, поэтому я и решила поработать золушкой. И поработала!