— Гони! Прямо на пристань. Пятаков не считаем…
На одном из поворотов улиц коляску неожиданно остановил городовой при шашке, сделав офицеру «под козырек»:
— Извините, там на Миллионке ваш матрос дерется.
— Почему мой? Мало ли матросов на свете?
— Крейсерский, ваше благородие. По ленточке видать. Всех там расшиб, теперича его наши лахудры успокаивают…
Панафидину совсем не хотелось ввязываться в эту историю. Тем более что кварталы Миллионки славились тайными притонами с опиокурением, здесь всегда было много всякой швали, включая и беглых каторжников с ножами за голенищами.
— Ладно, — сказал он, велев кучеру заворачивать. — Сейчас усмирю этого дурака, и поедем дальше…
Под жалким керосиновым фонарем стоял бугай-матрос в разодранном бушлате. На каждой его руке, словно на суках могучего дерева, висли сразу по две-три портовые шлюхи, и, когда матрос взмахивал ручищами, ноги женщин нес — лись над землей, будто в бешеной карусели. А вокруг этой «карусели» бегала старая лысая японка, выкрикивая лишь одно непонятное слово:
— Никорай, никорай, никорай, никорай, никорай…
Панафидин не спеша подошел к матросу:
— Ты пьян! Сейчас же ступай на свой корабль.
Гигантской глыбой матрос надвинулся на мичмана:
— А ты, хнида, персика не хошь?
Удар кулаком ослепил Панафидина, который, упав на спину, еще целую сажень проехал на оттопыренных локтях.
— Мерзавец, — сказал он матросу и, подхватив с земли его бескозырку, прочел начертанное золотом: РЮРИКЪ. — Куда теперь от меня денешься, сволочь паршивая? Я твою рожу запомнил…
Только в каюте «Богатыря», успокоившись, мичман сообразил, что японцы не умеют выговаривать букву «л», отчего стало ясно, что под загадочным словом «никорай» скрывается матрос по имени Николай… Ну а фамилию-то узнать несложно.
— Вот побегает с тачкой по Сахалину — станет умнее!
* * *
Будучи на положении вахтенного офицера, мичман Панафидин числился младшим штурманом крейсера. Сразу же после завтрака Стемман пожелал видеть его в своем роскошном салоне.
— Приятная новость, — сообщил он неожиданно радушно. — Нашу бригаду крейсеров переводят в «горячее» состояние. Отныне мы приравнены к экипажам боевой кампании.
Мичман согласился, что новость приятная:
— Но за прибавкою к жалованью не кроется ли нарастание военной угрозы со стороны Токио?
— Возможно, — кивнул Стемман. — Исходя из этой угрозы, я прошу вас, любезный Сергей Николаевич, сверить таблицы девиации магнитных компасов на мостиках крейсера.
— Будет исполнено, Александр Федорович.
— И еще у меня вопрос…
— Слушаю.
— Откуда у вас такой фонарь под глазом? Только не гово — рите, что, играя на виолончели, нечаянно заехали смычком в глаз.