Молодым людям было сейчас не до чая, и она ушла.
— Я еще зайду, — сказала она на прощанье. — Вы собирайтесь…
В самом деле, вскоре госпожа Эльяшева вернулась.
— Вот письмо к моему контрагенту в Мезени; это преданный мне человек, он все для вас сделает… А в этом пакете деньги! Никита, можете открыть и посмотреть.
— Я вам и так верю, — смутился Земляницын.
— А вы не верьте. И откройте пакет, как я того прошу… Он надорвал облатку. Шведские кроны, британские фунты. Эльяшева взмахнула вдруг рукой, и на стол тяжело стукнулся веский плотный мешочек.
— Золото! Русское золото… Не забывайте России и старайтесь быть ей полезным, даже вдали от нее… Но вот, кажется, уже выводят лошадей… Если вино разлито — остается только выпить его! Ну и все… Прощайте!
За ночь расквашенную дорогу подморозило, и три мохнатые низкорослые «мезенки», мотая густыми гривами, бежали по холодку хорошо… «Мезенки» бежали на Мезень!
В тесной кошёвке, приникнув друг к другу, до глаз укрытые волчьей дохою, сидели Никита с Липочкой. За их спиной, где-то от Пинеги, наплывал рассвет, а впереди — над тайболой — качалась тьма; там было море, там их ждала свобода и любовь…
Проезжали, еще затемно, раскольничьи деревни — угрюмые и затаенные; жили здесь больше «чашники» — берегущие посуду свою от людей, протопопа Аввакума не чтящих. А на погостах пугали путников убогие кресты, которые как-то сразу вырастали из мрака ночи, и в древних часовнях, срубленных над ручьями, светились окошки. Глядел из этих окошек — какой уже век! — устало и безразлично Никола-угодник…
Только один раз ямщик повернулся к седокам:
— Торговать али как еще будете?
— Гуляем, — отвечал Никита.
— Ну, и то дело. Только девку свою береги. У нас на Мезени парни злей собак, сами в сапогах ходят, а рубахи у них шелковы…
Как-то незаметно выросли два столба, украшенные поверху коронами деревянными, — короны съехали набок, словно шапки на головах подгулявших мужиков. Мелькнули ворота, а над ними, хищно струясь по бревну, выстелилась красная лисица, — это был герб города Мезени… Ямщик свистнул и сказал:
— Приехали: держи карман шире, а кошелек глубже… Мезенский контрагент Эльяшевой встретил их приветливо. Прочел письмо от хозяйки — бросил его в печку.
— Ништо, — сказал. — Это мы чичас… зараз обделаем!
И привел кормщика со шняки, готовой выходить в море.
— Вот они, еще не драны, не пороты, — показал на молодых людей. — Деньга у них имается… Закинь их за окиян-море.
— Не порато! — ответил кормщик. — Пассажир нонеча хреновый пошел, не то что раньше… Бывали уже таки! Едва за Святой Нос выйдем, как оне учиняют кобениться: «Ах водичка кака розова! Ах, чаечки быстролетны!» А окиян-море того и ждет тока, чтоб его похвалили за красу… Ка-а-ак поддаст он нам, что паруса — в тряпки, мы отходную скорее читать! Не порато…