Лавель, как приклеенный, ходил за ней, карауля ее даже возле уборной к великому стеснению и ужасу последней.
Вот теперь он сидел по правую руку от нее, наблюдая, читает ли она книгу или глазеет на разряженных в пух и прах драгун. Когда он видел, что Айрис отвлекалась, он постукивал тростью по полу кареты. Учиться приходилось даже летом, на счету ведьмы была уже стопка прочитанных книг. Каждая толщиной больше напоминала кирпич или каменную плиту.
Изнуряли ежевечерние тренировки, к бегу на выносливость добавились рукопашная борьба и самооборона.
Каждый третий день поезд становился лагерем, чтобы приготовить еды и отдохнуть. Вот тогда и начинались ее мучения. Раз за разом ректор, отрабатывая приемы, нападал, делал подсечку и валил девушку на траву, придерживая за спину рукой, чтобы она не ударилась о землю.
— Плохо! Еще раз! Как кисейная барышня! Сильнее! — разносилось над лагерем. — Ты ударить меня хочешь или погладить?
Айрис отыгрывалась, когда начинался спарринг. Можно было дубасить Лавеля, как угодно и чем угодно. Расстраивало то, что она всегда проигрывала. Ректор знал такие хитрые приемы, до которых девушка, будучи неопытным бойцом, додуматься не могла, а магией пользоваться в рукопашной схватке не разрешалось.
После тренировки уставшая, с ноющими руками и ногами ведьма ползла в ландо. По негласной договоренности девушки ночевали в повозке, а мужчины — в палатках вокруг нее.
Сигги такое соседство не очень нравилось, но приходилось терпеть им обоим. Обычно девушки делили жилище пополам, и каждая счастливо жила на своей половине.
Их путешествие длилось уже два месяца.
Айрис привыкла к жизни на колесах и уже не испытывала таких трудностей, как в начале. Вокруг были все свои, и из цветастых платьев она переоделась в одежду попроще. Лагерная жизнь не располагала к длинным шлейфам и юбкам с оборками.
Айрис к неудовольствию и насмешкам рыжего павлина переоделась в простую белую рубашку и строгую прямую зеленую юбку, ту самую, которая раньше была платьем. На поясе украшением висела Фоля, а сзади на ленте — шляпа от солнца. Но ведьма ей не пользовалась, потому что не могла загореть. Кожа ее, сколько бы она не была на солнце, оставалась такой же светлой.
На лбу у девушки посверкивал на летнем солнце серебряный обруч с магическими рунами и огромным изумрудом в цвет ее глаз. Айрис теперь была похожа на трёхглазую Мурлыку. Но обруч снять боялась. Когда она была в нем, от нее шарахались все перевертыши, которые уехали из замка вместе с путешествующим аркканцлером.
Мурлыка взяла моду притворяться спящей и свисала с плеч девушки, как живое пушистое манто. Кошка постоянно храпела.