Бойцы сошлись на расстояние готовности. Прозвучал гонг и бой начался.
Кассель атаковал своими излюбленными размашистыми и сокрушительными ударами ног. Быстрыми и завораживающе красивыми. Лео на пределе сил уворачивался от них, подпрыгивая, подныривая, кувыркаясь… В какой-то момент он вообще отбежал от противника и как последний трус полез на стену клетки, быстро и ловко вскарабкался до самого ее верха.
Крики, смех и улюлюканье зрительской толпы были ему сопровождением. Но это клетка — тут нет правил, кроме одного: заходят двое — выходит один, второго выносят, хоть и необязательно мертвым.
Кассель задрав голову удивленно уставился на это «чудо» с ловкостью макаки висящее под потолком клетки — такое поведение он встречал впервые.
А в следующее мгновение Ангелочек воспарил… Точнее прыгнул. С пятиметровой высоты клетки.
И полетел точнехонько в Валентина. К чести того стоит заметить, что он почти успел отреагировать. И почти увернулся. И удар обеих ног Лео пришелся не в голову, куда был направлен изначально, а всего лишь в неопорную ногу… Вот только пять метров помноженные на шестьдесят пять килограммов и еще на ускорение свободного падения… Нога Касселя переломилась, словно сухая палка, и обломки костей пропороли кожу. А сам Лео откатился, гася инерцию и поднялся, словно ни в чем не бывало.
И лицо его оставалось все таким же по-детски добрым, наивным и открытым. Ни следа триумфа, ни следа злобы, ни следа азарта… Чистые глаза ангела.
А дальше было кроваво, мерзко, страшно, жестоко и медленно. Раненый Кассель не мог сбежать, увернуться или защититься, а Лео планомерно, с деловитостью хирурга на операции, настигал его и причинял боль: дробя мелкие косточки пальцев ног и рук, отрывая ухо, и выковырнув один глаз (второй был оставлен этим маленьким монстром до самого конца, дабы Кассель мог видеть и бояться), ломая кости покрупнее, нанося методичные, не очень сильные, но многократные удары по гениталиям, ломая позвоночник в поясничном отделе, ломая нижнюю челюсть и вырывая обломки кости, а после этими же обломками вскрывая брюшную полость и наматывая теплые кишки на шею жертвы. Собственно ими он Валентина и задушил, совершенно не меняясь в лице, все с тем же добрым и по-детски невинным лицом. Ни тени удовольствия, ни тени брезгливости, даже интереса или напряжения на нем не отражалось. Ничего…
Мало кто заметил, еще меньше кто запомнил и вообще уже никого, кто придал бы значение, но еще в самом начале медленного убийства Лео что-то сказал Валентину. На оставшееся целым ухо. Совсем немного. Буквально два слова. Имя. И фамилию. Но это осталось только между ними. Между Касселем и Ангелочком.