С утробой медною
Верблюд,
Тебя ваял потомок Чингисхана.
В пустынях белых, с шелестом сухих бумаг,
Письменного стола
Колючей мысли вьюк несешь –
Кузнец случайно ли забыл дать удила? –
Туда, где звон чернильных струй,
На берега озер черниловодных,
Под деревом времен Батыя, копной его ветвей,
Нависших на глаза, на лоб писателя,
Семьей птенцов гнезда волос писателя,
Кто древней Галиле<е>
Дал грани большаков и угол.
Проносишь равенство, как вьюк,
Несешься вскачь, остановивши время
Над самой пропастью письменного стола, –
Где страшно заглянуть, –
Чтоб звон чернильных струй,
Чей водопровод –
Дыхание песчаных вьюг,
Дал равенство костру
И умному огню в глазах
Холодного отца чернильных рек,
Откуда те бежали спешным стадом,
И пламени зеркальному чтеца,
Ч(ей) разум почерк напевал,
Как медную пластину – губ Шаляпина
Толпою управлявший голос.
Ты, мясо медное с сухою кожей
В узорном чучеле веселых жен,
По скатерти стола задумчивый прохожий, –
Ты тенью странной окружен.
В переселенье душ ты был,
Быть может, раньше – нож.
Теперь неси в сердцах песчаных
Из мысли нож!
Люди открытий,
Люди отплытий,
Режьте в Реште
Нити событий.