Над миром светоч золотой,
Русалкой крови орошая
Багрянцем сломанный устой,
Ты где права? Ты где жива?
Скрывают платья кружева.
Когда чернеющим глаголем
Ты встала у стены,
Когда сплошным Девичьим Полем
Повязка на рубце войны.
В багровых струях лицо монгольского Востока,
Славянскою волнуяся чертой,
Стоит могуче и жестоко,
Как образ новый, время, твой!
Проклятый бред! Молчат окопы,
А звезды блещут и горят…
Что будет завтра – бой? Навряд.
Курган языческой Рогнеде
Хранил девические кости,
Качал ковыль седые ости,
И ты, чудовище из меди,
Одетое в железный панцирь.
На холмах алые кубанцы.
Подобное часам, на брюхе броневом
Оно ползло, топча живое!
Ползло, как ящер до потопа,
Вдоль нити красного окопа.
Деревья падали на слом,
Заставы для него пустое.
И такал звонкий пулемет,
Чугунный выставив живот.
Казалось,
Над муравейником окопа
Сидел на корточках медведь,
Неодолимый, точно медь,
Громадной лапою тревожа.
И право храбрых – смерти ложе –
И стоны слабых: «Боже, боже!»
Опять брони блеснул хребет,
И вновь пустыня точно встарь,
Но служит верный пулемет
Обедню смерти, как звонарь.
Друзьями верными несомая,
По степи конница летела.
Как гости, как старинные знакомые,
Входили копья в крикнувшее тело.
А конь скакал…
Как желт зубов оскал!
И долго медь с распятым Спасом
Цепочкой била мертвеца.
И, как дубина: «Бей по мордасам!» –
Летит от белого конца.
Трепещет рана, вся в огне,
Путь пули – через богородиц.
На золотистом скакуне
Проехал полководец.
Его уносит иноходец.
За сторожевым военным валом
Таилась конница врагов:
«Журавель, журавушка, жур, жур, жур…» –
Оттоль неслось на утренней заре.
И доски каменные дур,
Тоска о кобзаре,
О строе колеса и палок,
Семействе сказочных русалок.
Но чу? «Два аршина керено́к
Брошу черноглазой,
Нож засуну в черенок,
Поскачу я сразу.
То пожаром, то разбоем
Мы шагаем по земле.
Черемуху воткнув в винтовку,
Целуем милую плутовку.
Мы себе могилу роем
В серебристом ковыле».
Так чей-то голос пел.
Ворчал старик: «Им мало дедовской судьбы!
Ну что ж, заслужите, пожалуй, –
Отцы расскажут, так бывало, –
Себе сосновые гробы,
А лучше бы садить бобы
Иль новый сруб срубить избы,
Сажать капусту иль рожь,
Чем эти копья или нож».
Из Чартомлыцкого кургана,
Созвавши в поле табуны,
Они летят, сыны обмана,
И, с гривой волосы смешав
И длинным древком потрясая,
Немилых шашками секут,
И вдруг – все в сторону бегут,
Старинным криком оглашая
Просторы бесконечных трав,
С звериным воем едет лава.
Одни вскочили на хребты
И стоя борются с врагом,
А те за конские хвосты
Рукой держалися бегом.
Оставив ноги в стременах,
Лицом волочатся в траве
И вдруг, чтоб удаль вспоминать,