– Ах, Сергей Александрович, что же вы наделали? Я всей душой понимаю и одобряю ваш поступок… Это поступок настоящего христианина, да и любого честного человека, но… Вы ведь отдаете себе отчет, как теперь с вами поступят?
– Вполне… – Я попытался хоть чуть-чуть развернуться, а то в спину давил какой-то сучок. – Вы не могли бы немного ослабить веревки, у меня уже руки затекают.
– Я попытаюсь… Увы, узлы слишком крепки. К сожалению, вам придется до конца испить чашу высокого мученичества. Многие праведники безропотно принимали ее и волей своей доказывали превосходство духа над терзаемой плотью. Хотите, я в утешение расскажу вам о страшных муках святого Варфоломея?
– Простите, не хочу!
– Но это очень познавательно!
– Все равно не хочу. Не обижайтесь, пожалуйста, но после того как я глянул на местного жреца-маньяка, дополнительные истории с леденящими душу подробностями вряд ли сохранят во мне мужество.
– Точно! Так его, Серега! Не в бровь, а в глаз! – С левой стороны от меня присел на корточки нечистый дух.
Ангел недовольно фыркнул и обиженно протянул:
– Не понимаю… Подобные рассказы о житии и смерти святых мучеников очень полезны для души.
– Ага, после них духовный рост прет со страшной силой! – серьезно подтвердил Фармазон, подмигнул мне и вытащил из необъятных глубин балахона складной швейцарский нож. – Вставай, Сергунь… Пока есть время, поброди на свободе! Братэлло, помоги хозяину подняться.
Вдвоем они быстро сняли с меня остатки веревок, и я смог осмотреться. Камера, куда меня поместили, напоминала грубый гранитный гроб квадратной формы. От стены до стены – пять шагов, рукой могу коснуться потолка, в углу маленькое оконце – мне туда и голову не просунуть. Дверь цельнокаменная, чтоб ее сдвинуть, надо человек десять, не меньше. Пока я осматривал помещение, Анцифер так же придирчиво изучал алую розу, оставленную моим непредставившимся посетителем. Как вы могли догадаться, длинный стебель плавно переходил в стальной заточенный прут.
– Такседо Маск? – прозорливо предположил ангел. Мы с Фармазоном кивнули. – Думаю, таким неоригинальным способом он хочет лишний раз подтвердить свое незримое участие в ваших злоключениях. Вроде как вам отсюда уже не выбраться, а он первым бросает цветок на вашу могилу! Дешевая театральщина, должен признать…
– Это понимаем лишь мы с вами, а ведь Банни наверняка бы сочла такой жест очень благородным.
– Да, Сереженька, у современной молодежи слишком поздно формируются правильные понятия об истинном и ложном.
– Между прочим, критика подрастающего поколения есть первый признак приближающейся старости.